ПЕРВОБЫТНОЕ
ИСКУССТВО СИБИРИ —
ВЕЛИКОЕ И ПОТАЕННОЕ...
В начале августа 2001 г. Институт археологии и этнографии СО РАН провел в Иркутске международный симпозиум, посвященный знаменательному юбилею — 130-летию открытия в нашем Отечестве (и, заметим с гордостью, — в пределах всей Азии тоже!) первого памятника культуры эпохи мамонтов и носорогов*.
Самыми озадачивающими находками осени 1871 г. в Иркутске стали предметы искусства, изготовленные из драгоценной мамонтовой кости. Они, загадочные по виду и значимости своей, не подходили ко двору культуре "диких сибиряков допотопных времен" и потому вызвали в ту пору подозрения в "научно недобром".
И надо же было случиться счастливому совпадению — когда на берегах Ангары шумно отмечался юбилей, на другом краю Сибири, в Хакасии, на берегах Черного Июса, археологи Новосибирска сделали очередное озадачивающее открытие и снова по части древнейшего искусства...
Предлагаем читателям юбилейные заметки — воспоминания об ученых страстях Сибири прошлого гармонично стыкуются со страстями Сибири нынешней.
Виталий Ларичев
доктор исторических наук,
Институт археологии и этнографии СО РАН
"Преждевременное открытие"
В.Бельцов, который слыл в кругах интеллектуалов Иркутска человеком непомерного честолюбия и гордыни, мучительно досадовал, терзая себя день и ночь. Намедни в руки его попали раритеты, в значимости коих ему хотелось разобраться самому. Даром что ли он избран действительным членом Восточно-Сибирского отделения Русского Императорского Географического общества!
Однако раритеты — окаменевшие кости каких-то животных, переданные ему землекопами, что рыли котлован под фундамент военного госпиталя, оценить он не мог по причине удручающей неосведомленности своей в палеонтологии.
Но это куда бы ни шло, учитывая экзотичность такой науки. В.Бельцова поставил в тупик совсем уж непонятный факт — вместе с костями был найден отшлифованный до блеска и покрытый сетью резных линий шар, изготовленный из бивня мамонта. Такую-то чудную вещь как понимать?! И выходило так, что как ни крути, а придется обратиться за разъяснениями к человеку весьма сомнительной репутации — к политическому ссыльному Ивану Дементьевичу Черскому, пристроенному недавно (по странной жалости высокого начальства) разбирать и описывать коллекции музея Общества.
Гордыню пришлось смирить. В.Бельцов, бесцельно пометавшись по столь же неосведомленным в раритетах знакомым, обратился-таки за разъяснениями к "государственному преступнику"...
А далее последовали события потрясающие. И.Черский и собрат его по тому же несчастью Александр Лаврентьевич Чекановский организовали раскопки около котлована госпиталя и установили, что в том месте во времена мамонтов располагалось стойбище древних людей. О том свидетельствовали россыпи костей вымерших животных, каменные инструменты примитивного облика, которые сопровождались, однако, изящными предметами искусства, изготовленными из бивня мамонта.
Чтобы по достоинству оценить непомерную дерзость такого вывода "политических", достаточно сказать, что в 60–70-е годы XIX в. европейские археологи продолжали ожесточенно спорить о том, мог ли существовать на Земле человек в "допотопные времена", а найденные в пещерах Франции предметы искусства "троглодитов" авторитеты отвергали с негодованием, оценив их как подделки мошенников от археологии, жаждущих славы и денег.
Не стоит поэтому удивляться, что потребовалось более полувека, пока отечественные и зарубежные специалисты осознали, наконец, величие открытого в Сибири. Они, неуклюже оправдывая свое тугодумие, нарекли то, что случилось в Иркутске 130 лет назад, "преждевременным открытием". "Преждевременность" эта определялась, помимо прочего, твердой убежденностью в том, что Северная Азия была в древности глухими задворками цивилизованного мира, где из-за необычной суровости климата люди появились очень поздно.
Но как, однако ж, меняются времена! Теперь "преждевременными" оцениваются открытия в Сибири "допотопных" стойбищ, возраст которых выходит за рамки миллиона лет, и возрождена, как сказочный феникс из пепла, гипотеза Морица Вагнера, дерзкого соперника Ч.Дарвина, о внетропической прародине человечества. Сибирь вновь погрузилась в адское пекло непримиримых противоборств "умеренных" интеллектуалов и научных "авангардистов".
"Сулекские девки"
Горы в окрестностях старинного хакасского улуса Сулек смотрятся издали невысокими, легко доступными для восхождения. Но стоит подойти к их подножию — и от впечатления такого не останется следа. Вот и крутой, покрытый травою и кустарником склон горы Тюря оказался уходящим до неба. И потому Александр Васильевич Адрианов, по должности — акцизный чиновник Минусинского уезда, а по душевным пристрастиям — одержимый натуралист, неутомимый путешественник и удачливый археолог, заколебался в замешательстве, раздумывая над перспективами штурма скального уступа, который едва просматривался в прогалинах густого леса. Ведь к обрыву придется взбираться с увесистым походным скарбом за плечами, загрузив, к тому же, руки громоздкой посудиной с водой, фотокамерой с треножником, рулоном копировальной бумаги, щетками для экстампирования рисунков и прочим мелким инвентарем, без которого не обойтись в предстоящем деле.
Но больно уж соблазнительно проглядывали сквозь деревья красноватые плоскости скалы! Необъяснимая (метафизическая?) интуиция и обостренный нюх отыскателя сибирских древностей с тридцатилетним опытом странствий в Саяно-Алтайских горах неудержимо подталкивали к покорению вершины Тюря.
И подъем начался — упорный, тягостно медленный, с падениями и откатами, с преодолением особо крутых участков на четвереньках, а то и ползком, с ранениями и ушибами, с рваньем одежды и обуви, с потоками соленого пота, ослепляющего глаза, и тучами назойливых мух и комаров. Тот летний день 1909 года был жарким, безветренным, удушливым. И хорошо, что акцизное начальство Енисейской губернии не наблюдало своего подчиненного воочию за этим возмутительным в своей бессмысленности занятием, "не относящимся к государевой службе". Иначе оно, как уже случилось однажды в недоброй памяти 1904 году, лишило бы его казенного жалованья и сослало в иную губернию с уничтожающим административным рескриптом — "за излишнюю ревность к науке".
...Увиденное на скальном обрыве горы Тюря искупили с лихвой страдания подъема. Когда А.Адрианов, с облегчением сбросив груз и тут же, не отдышавшись и не медля ни секунды, взобрался на карниз подножия плоскости, то обмер от неожиданности. Прямо перед ним проступили из скалы глубоко выбитые контуры чудовищного существа...
Множество древних рисунков довелось копировать ему за десятилетия унылой акцизной службы в Минусинске, но ничего подобного видывать не приходилось. Вправо двигался напролом, размашистым шагом фантастического обличия зверь с ногами журавля, туловищем лося и головой хищника — то ли медведя, то ли тигра, то ли кабана, то ли змия. Да не дракона ли с выпученными в ярости глазами, наглым свиным рылом, змеиными клыками и языком, олицетворяла эта омерзительная, вызывающая дрожь тварь неземного, видимо, Мира?!
Дракон преследовал животных, размещенных на плоскости правее жадной, широко распахнутой пасти чудовища. А верхнюю часть композиции заняли округлые лики с печальными глазами. Они вдруг напомнили А.Адрианову лица робких в застенчивости хакасских девиц из аила Сулек, дома которого едва просматривались вдали, в знойных волнах летнего марева.
Робкие-то они робкие, да лихо впрыгнув на седло лошади, не опасаются поднять ее на дыбы, прежде чем умчаться галопом в степную даль. Так же вздыбилась отчего-то лошадь, выбитая в левой части композиции, позади дракона.
"Сулекские девки" — ну, чем не этикетка для древней картины? Вот только растолковал бы кто из стариков Сулека — о чем повествует она? Не растолкуют, однако, ибо тайна ее сокрыта за семью печатями и не для чужака она из акцизной канцелярии...
"Волшебный Бык Земли, явись!"
Экспедиция 2001 года, по существу, завершилась. Оставалась лишь приятная возможность дать себе, наконец, расслабиться: совершить давно желанное, да все как-то несбыточное из-за нескончаемой череды обыденных полевых дел — совершить ознакомительного плана экскурсию туда, где чуть более 90 лет назад совершал "незаконные" маршруты А.Адрианов и где чуть более 110 лет назад финская экспедиция, отыскивая на юге Западной Сибири мифическую прародину своих предков, обнаружила огромное святилище — "Сулекскую писаницу". Более всего увлекала, конечно же, перспектива ознакомиться вьяве со знаменитыми "Сулекскими девками".
...Николай Иосифович Рыбаков, широко известный (модный!) в Сибири и Европе художник из Красноярска, осторожно, миллиметр за миллиметром, отделил от каменной плоскости микалентную бумагу, самый подходящий материал для эстампирования древних рисунков. Острый глаз профессионала отметил легкие несоответствия подлиннику прежних копий и ему, истовому поклоннику точности во всем и вся, захотелось внести коррективы в композицию.
 |
 |
Помимо того преследовалась также иная, куда более привлекательная цель. А все дело в том, что при тщательном просмотре панно было прослежено множество едва заметных (из-за тонкости) линий, которые вроде бы очерчивали некую фигуру, грубо попранную (перекрытую!) телом фантастического зверя. Микалентная бумага позволяла, при особо плотном совмещении ее с камнем, получать отпечатки самых тонких "царапушек", как любил называть их Н.Рыбаков, самый усердный копиист экспедиции. Вот и теперь штришки, при беглом осмотре вроде бы хаотично разбросанные, четко проступили на эстампе, определив неожиданно контур тяжеленного, с огромным и крутым горбом быка, близкого подобия давно исчезнувших в Сибири бизона или зубра, животных ледниковой эпохи, современников мамонтов и носорогов. Это на них десятки тысячелетий назад охотились люди древнекаменного века. Бык этот угрожающе выставил вперед острые как пики рога и двигался в ту же сторону, что и дракон.
Как выяснилось затем, в ходе дотошных "разборок" запутанной паутины "царапушек", которые едва просматривались позади дракона, горбатый бык, оказывается, был всего лишь одним из персонажей семейства копытных животных. Исключительной тонкости работа Н.Рыбакова, в ходе которой он использовал для прямого копирования особо высокого качества прозрачную пленку, привели, в конечном счете, к выявлению еще шести фигур быков и коров. Вожаком среди них выглядела седьмая персона стада — гигантский, на фоне других рогатых, крутогорбый бык. При взгляде на него невольно возникали в памяти первозданные мифы индоевропейцев запада Евразии и тюрко-монголов Востока о величайшем божестве Мироздания, творце жизни на Земле, родоначальнике сообществ людей, лунной природы Быке — Первопредке (крутые изгибы горба и рогов вожака прозрачно намекали на то). Это плодоносящее семя его переходило в сферы Луны и Земли, творя через них все разнообразие растительного и животного царства.
Обителями такого вселенского масштаба Бога были горные вершины. Выходит, гора Тюря около Сулека — одна из них. Если так, то представители клана интеллектуалов первобытного общества, их духовные лидеры, жрецы, воздавали тут хвалу Быку словами, которые еще звучали в Сибири около века назад:
"Волшебный Бык Земли, явись!
На Востоке, на Горе своей,
Государь мой Дед,
Мощной силы, толстой шеи, —
Будь со мной!"
"Волшебный Бык Земли" вдруг явился во всем величии своем, неожиданно проступив из скалы. А сделал он это, быть может, в награду за усердие наше, "за ревность к науке", за страсть к познанию сакрального. Такой древности, трогательной наивности и живости композиция из 7 рогатых божеств — уникальна в Сибири. Картина эта, восходящая ко времени 15–20 тысяч лет назад, свидетельствует о том, что художественное творчество обитателей азиатской части России ледниковых времен не уступало в совершенстве исполнения и значительности смысла творениям аборигенов Западной Европы той же "допотопной эпохи".
Если кто-то, однако, начнет с яростью оспаривать такое утверждение, то отнесем негодование это к сфере тривиальных для завистливого ученого мира страстей