"МОГУЧЕЙ СТРАСТЬЮ ОЧАРОВАН,
НА БЕРЕГАХ ОСТАЛСЯ Я"

Две трети населения планеты предпочитает жить на побережьях морей и океанов, на берегах рек и искусственных водоемов. Сотни исследователей мира изучают динамику формирования их берегов, чтобы сохранить для человечества эти освоенные участки земли. Среди них — наши сибиряки.

Ольга Ушакова
"НВС"

Исследование геологических особенностей береговых зон и берегоформирующих процессов искусственных водоемов в нашей стране началось еще в 30-е годы. Проблемами рельефа береговой зоны, его происхождения и динамики, берегозащиты и прогноза развития, а точнее — геоморфологией берегов, многие годы занимается наш сегодняшний собеседник доктор географических наук Александр ХАБИДОВ — руководитель группы морфолитогенеза водоемов Института водных и экологических проблем СО РАН.

* * *

— Александр Шамильевич, в чем причины такого "пожизненного" интереса к водным проблемам?

— Изначально в том, что родился я в Калининграде, на берегу Балтийского моря, и еще в школе стал мастером спорта по подводному плаванию. С юности меня притягивали плеск волн, загадки океана, ведь я мог свободно использовать в работе умение плавать и нырять. И после школы поступил в Калининградский университет, где как раз была организована первая в стране кафедра географии океана. Потом остался работать в университете, в лаборатории морфологии и динамики морских берегов.

— В дипломной работе уже "начались" берега?

— В принципе, это стало складываться еще в студенческие годы. На нашей кафедре был несколько необычный для СССР способ обучения. Была применена практика свободного посещения лекций. В начале каждого года определялось, какие курсы мы должны прослушать — специальность создавалась совершенно на пустом месте. И университет находил возможность командировать целую группу студентов слушать лекции в Москву, Ленинград, Хабаровск, Мурманск.

Плюс к этому — морские и береговые экспедиции в качестве практики на научно-исследовательских судах. Некоторые из них заканчивались в ноябре, а следующие начинались уже ранней весной. Многие спецкурсы мы сдавали непосредственно в экспедициях. Потому что с нами плавали те же люди, которые их преподавали.

К преддипломной практике окончательно определился, что мне интересно. Выбрал береговые процессы: геоморфология и динамика берегов, проблемы берегозащиты, чем до сих пор и занимаюсь. Это ведь только на первый взгляд объект кажется скучноватым. Когда поступил в институт и через месяц побывал в Институте океанологии, мне на атлантическом отделении задали вопрос: чем бы вы хотели заниматься — геоморфологией дна океана или геоморфологией прибрежной зоны. Слова "прибрежная зона" совершенно меня не заинтриговали. А вот дно океана — это, да, романтично! Но оказалось, что много интересного именно на берегах.

— А что интересного удалось доказать в дипломной работе?

— Собственно, речь шла о вопросах геоморфологии береговой зоны и определении ее границ. Этот вопрос в принципе не закрыт по сей день. На большинстве современных "береговых" международных конгрессов до сих пор выделяются специальные секции по проблемам определения границ береговой зоны. У меня же был сделан акцент на литологические методы определения границ береговой зоны с учетом ее геоморфологических особенностей.

— В экспедициях бывали опасные ситуации? Все-таки моря и океаны — это буйная стихия.

— Ну, вот, например, в апреле 1975 года. Тогда у нас судно затонуло. Произошла техническая ошибка в управлении. Нас было пять человек. Я стал нырять, причем, без костюма и акваланга, пытался завести тросы, чтобы вытащить оборудование. Шесть часов провел в шестиградусной воде. Когда выбрались на берег, меня, естественно, отпаивали и растирали водкой...

Где-то через два года после этого я попал в Новосибирск по приглашению в лабораторию гидрологии водохранилищ СибНИИ энергетики, которую тогда возглавлял В.Савкин. Одним из основных направлений ее исследований как раз было изучение процессов развития берегов крупных водохранилищ. В Сибирское отделение я перешел в 1985 году — к О.Васильеву в лабораторию прикладной гидродинамики в Институт гидродинамики, которая потом вошла в Институт водных и экологических проблем СО РАН, созданный в Барнауле в 1987 году.

— Каким образом совмещаются гидродинамика и береговые исследования?

— Все дело в том, что развитие берегов обусловлено, прежде всего, взаимодействием волн и течений с берегами. Это одна из возможных областей приложения гидродинамики. Без решения вопросов гидродинамики решать вопросы, допустим, прогнозирования развития берегов, транспортных наносов, берегозащиты, в принципе нереально.

— А зависит ли сам подход и те выводы, которые приходится делать, от объекта — естественного водоема или искусственно сформированного?

— Нет. Во всех случаях речь идет о взаимодействии волн с берегами. На Новосибирском водохранилище наблюдаются практически все типы и формы рельефа, характерные для внутренних морей. Процессы образования волн на водоемах различных типов, в принципе, идентичны. Отличается, в основном, характер волнения, хотя сама физика процесса одинакова. Вполне можно сравнивать Балтийское море с его максимальной глубиной 459 метров и Черное море с глубиной свыше двух километров.

— Значит, речь идет об исследованиях, в результате которых накапливаются экспериментальные наблюдения, а потом выстраивается общая система представлений, формируется определенная теория?

— Да, именно об общих закономерностях формирования берегов водохранилищ. Исторически сложилось так, что в конце 50-х, начале 60-х годов произошло разделение исследований берегов морей и водохранилищ, потому что водохранилища были полностью переданы в Минэнерго, и часть исследований переместилась туда. С этого времени доминирующую роль в изучении берегов водохранилищ стали играть "инженерные" геологи. А инженерно-геологические подходы и геоморфологические несколько отличаются. Соответственно, и результаты разные. Конечно, геологи сделали очень многое, но оставалось огромное поле деятельности для геоморфологов. Мы ездили по водоемам Сибири. В Алтайском крае побывали в зоне выклинивания Новосибирского водохранилища, на Ангаро-Енисейском каскаде работали, отчасти на Байкале.

— Вы имеете дело с такими конкретными объектами, как волна, берег и песок, значит, эти исследования имеют практические выходы?

— Наш практический результат — вся береговая защита Новосибирского водохранилища. Но это — в том числе, поскольку математические модели позволяют также прогнозировать развитие берегов, формирование отдельных форм рельефа водохранилищ вообще. С учетом этого, когда принимаются конструктивные решения, возможно осуществление определенного вмешательства, влияния, прогноза.

Многие из исследуемых в связи с этим проблем вошли в мою докторскую диссертацию. Основную задачу работы можно сформулировать так: выявление общих закономерностей рельефообразования и осадконакопления в котловинах крупных водохранилищ и развитие на этой основе учения о формировании их берегов, с тем, чтобы полученные результаты могли быть использованы при решении прикладных проблем. Основной фактический материал был получен при проведении исследований на Новосибирском водохранилище.

— Про Хабидова говорят, что он умеет получать гранты...

— Это умеют многие, и получают их те, кто активно работает в науке. Просто когда-то я первым в институте получил грант РФФИ.

— Начиная с 1993 года, вами получено два гранта РФФИ и восемь зарубежных, шесть из которых финансировал фонд PADI Foundation. Как это удалось?

— Когда работаешь, тебя узнают. А если тебя знают, тебе доверяют. Больше заявок пошлешь, шансов больше. Надо просто не лениться. В США это целая индустрия. В американском варианте книги "Физики шутят" есть юмореска, смысл которой в следующем: ученые думают, что в фонде их встретит "мистер плиз", а на деле чаще всего это "мистер фиг вам"...

А если без шуток, то довольно давно и плодотворно я сотрудничаю с учеными из разных стран. Так возник проект, который финансировался Военно-Морским флотом (ВМФ) США. Он длился четыре года и был посвящен вопросам эволюции рельефов береговой зоны, обусловленной процессом транспорта (перемещения) песчаных наносов в волновом потоке. Я в этом проекте представлял Россию. В него входили представители США, Великобритании, Нидерландов, Японии и Австралии. В 1998 году в рамках этого проекта мы провели международный натурный эксперимент на Новосибирском водохранилище. Такой же эксперимент проходил на полигоне в Северной Каролине в США.

— В чем состояла цель этих экспериментов?

— В выявлении механизмов перемещения наносов в волновом потоке и в попытке моделирования и развития математических моделей динамики рельефа, связанных именно с процессами транспорта наносов.

— В каких странах довелось поработать благодаря "грантовым" контактам?

— В США, Великобритании, Голландии, Японии, Польше, Австралии. Особенно тесные отношения у меня сложились с Фондом профессиональных подводных инструкторов PADI Foundation(USA). Это неправительственная международная организация, объединяющая профессиональных ныряльщиков, которые не просто занимаются вопросами техники погружения и получают удовольствие от этого, но и проводят исследования, касающиеся изучения окружающей среды прибрежной зоны. Результатом становятся исследовательские материалы, которые потом публикуются в различных изданиях. Сейчас мы готовим совместную публикацию по последнему гранту.

— Столько лет сплошные берега перед глазами — что из увиденного и сделанного было особенно интересным?

— Все! Еще Пушкин в своем стихотворении "Прощай, о море, не забуду" сказал: "Могучей страстью очарован, на берегах остался я". В общем, и я со своими берегами уже не расстанусь.

Снимки сделаны на Большом Барьерном рифе
близ Австралии.
Фото А.Хабидова.