"АМБИЦИОЗНЫЕ" ТЕХНОЛОГИИ ИНСТИТУТА

У Института химии и химической технологии Красноярского научного центра СО РАН сложились постоянные контакты с предприятиями края. Директор института, член-корреспондент РАН Геннадий Леонидович ПАШКОВ считает, что именно интеграция, как способ объединения усилий, помогает решать проблемы освоения природных ресурсов.

Ольга УШАКОВА,
"НВС".

В самом начале разговора Геннадий Леонидович сказал, что хотя институт и называется "химии и химической технологии", но коллектив отмечает не только День химика, но и другие праздники, к которым имеет самое прямое отношение: День металлурга, День геолога, День шахтера... Институт, действительно, комплексный, во всяком случае, это подтверждается давно известным тезисом, что химия — царица всех наук.

* * *

— Геннадий Леонидович, примерно год назад мы с вами говорили на тему внедрения научных разработок. Тогда вы сказали, что у института складываются хорошие контакты с производственниками края... Насколько активно это идет сегодня? Мне кажется, если уж оно началось, то процесс должен ускоряться. Это действительно так?

— Да, это действительно происходит. Если говорить об инновациях, то под этим словом мы должны понимать, в первую очередь, сотрудничество с промышленностью. Новые товары, услуги, ноу-хау и так далее. Понятно, что без пакета прикладных разработок мы не получим инноваций. Наш институт сегодня тесно связан с Минатоммашем, в первую очередь, с горно-химическим комбинатом. В этой промышленности спрос на химические технологии все время растет. На какие именно? Раньше их называли критические технологии, а сегодня модно говорить — "амбициозные технологии". То есть, речь идет о, можно сказать, сногсшибательных технологиях. Во всяком случае, так прозвучало даже в речи президента...

— Какого круга интересов касаются ваши прикладные разработки?

— В основном, это три направления. Радиохимия — обезвреживание жидких отходов. Это связано с работами профессора Александра Георгиевича Аншица — использование микросфер, выделенных из летучих зол при сжигании различных углей. Как результат получаются некие блоки, как губка впитывающие влагу, что очень подходит для обезвреживания жидких радиоактивных отходов. Работы ведутся совместно с рядом институтов СО РАН: Гидродинамики, Теоретической и прикладной механики и американскими учеными.

Также мы ведем работы по золоту — перед нами стоит задача "добычи" золота из отходных руд. Это руды, из которых не так-то легко извлечь золото, ведь для этого его надо перевести в раствор.В свое время тема была включена в программу "Сибирь". Проблем вокруг этого много: вопросы рудоподготовки, процессы обогащения процесса гидрометаллургии, процессы сорбции и так далее.

— Значит, изменился спрос на эту технологюю?

— Раньше золото извлекалось из россыпей, из песков. И наша прежняя технология была именно на это направлена. А сейчас мы "переходим" на рудное золото, чтобы извлекать ту часть желтого металла, которая содержится в жилках и прожилках горных пород и которая раньше практически не извлекалась промышленным путем. Причем, технологию, которую мы создаем, можно будет использовать и для извлечения редких элементов или вредных примесей — мышьяка, например. Работа ведется по интеграции совместно с Институтом биофизики Красноярского научного центра. Это исключительно химические технологии. В апреле мы как раз получили первый слиток желтого металла по нашей новой технологии — на месторождении Бес-Тюбе в Северном Казахстане. Такого же типа есть месторождение в Якутии — Нежданинское.

— Как вы оцениваете необходимость взаимных контактов с промышленностью?

— Есть богатство недр, есть экономика. Между ними должна находиться наука. Мы в институте считаем, что не будет смычки между ресурсами и производством, если не использовать научные технологии. Газ, уголь, минеральное сырье так просто в промышленность не попадут...

— Ну да, промышленность сама ничего не добывает?

— Совершенно правильно. Без науки с ее методами природные богатства не получишь, особенно в промышленных масштабах. В последнее время на науку стали больше обращать внимание. Не только в Красноярске, но и по России в целом. Стало понятно, что если не будет науки, то не будет и экономики. В Красноярском крае мы уже давно пытаемся как-то "сблизить" экономику с природными ресурсами.

— На северных месторождениях, где все добывалось вахтовым методом, расходовались огромные средства. На такие деньги, наверно, можно было поставить в тундре поселки под куполами, топливо-то рядом. И, пожалуй, дешевле бы обошлось.

— Совершенно верно... На Севере, в малодоступных местах, например, есть хорошее месторождение лигнитов — окаменевших деревьев, и в них очень много германия. Можно было бы извлечение металла делать на месте. И отходы сжигать там же, а тепло использовать для Севера. Можно поставить даже обогреваемые теплицы, не говоря уже об остальном.

— Тогда там вырастут бананы... А вообще, это вполне экономически рациональный способ дать тепло близлежащим от таких месторождений северным поселениям. Вахтовый метод слишком дорого обошелся не только в чисто финансовом плане.

— Интеграция с промышленностью, сопряженность с производством должна быть сегодня на первом плане.

— Но эта идея, похоже, непопулярна у промышленников. Они мыслят несколько иными категориями.

— Думается они не до конца понимают ее преимущества. Интеграция важна и для промышленных отраслей в целом, чтобы не господствовал так приоритетно отраслевой принцип. Угольная, цветная, нефтегазовая — каждая из них существует отдельно со своей идеологией. Хотя уже пора кооперироваться. Например, угольной и цветной промышленности...

— Это должно быть на уровне проектов?

— На уровне использования научных разработок. Ведь почему сейчас интеграция очень хорошо "идет" в науке? Оказалось, что это очень полезная вещь для всех участников. И на промышленность хорошо бы распространить интеграцию. Например: "Коксохим" получает кокс, оставляя по пути воды — сточные, содержащие аммиак и родониты. А эти растворы можно использовать в металлургии в качестве агента для выщелачивания. Но на предприятии нейтрализуют аммиак и сбрасывают.

— Если подойти к проблеме принципиально, каким вы видите путь решения?

— Нужно создавать отдельную структуру, которая бы объединяла различные министерства для решения определенных задач. Я бы сказал даже — юридически независимую. При этом нужно предусмотреть льготы для промышленников. Во всем мире, кроме России, существует, например, "горная рента" — поддержка для тех, кто комплексно использует извлекаемое сырье.

— Чтобы такие решения осуществить, кто должен их инициировать?

— Правительство, Дума и Федеральное собрание. Нужен промышленный конгломерат по природным ресурсам, потому что в круг интересов попадают минеральное сырье, вода и земля. И на все нужно свои кадастры разрабатывать. По земле это уже делается, водный кадастр тоже разрабатывается. По принципу: питьевая, хозяйственная, лечебная и т.д. Точно также нужно делать разработку и по минеральному сырью. Кадастр нужно рассматривать с точки зрения ценности и полезности. Возьмем такой пример: содержание золота в одном месторождении — 10 граммов на тонну, и во втором — 10 граммов на тонну, но в первом минеральная составляющая такая, что извлечь золото не удастся, возможно, никогда... То есть, речь идет об оценке технологической пригодности — кадастр должен быть просчитан не только по запасам ценных компонентов, но и по технологиям. Вот здесь, в зависимости от сложности, и должна быть определена "горная рента". Кому тяжело, тому полегче налог, а там, где сырье на поверхности — побольше.

— Есть такие предприятия, которые постоянно используют разработки вашего института?

— Это наши красноярские геологические управления. Они обращаются к нам за оценкой кондиций руд, разработкой технико-экономического обоснования разведочных кондиций. Прежде чем начать использовать месторождение, геологи должны вместе с нами отработать технологию... У нас очень хороший контакт с геолого-экономическим управлением.

— А когда речь идет об уже работающих предприятиях, использующих то или иное сырье?

— С их стороны — плохо востребовано. Потому что там, как правило, произошла приватизация. А все такие хозяева имеют позицию: получать короткие деньги, чтобы быстро вкладывать и быстро окупать. Пять-семь лет освоения, как это обычно бывает в химической или металлургической промышленности, им не подходит. В самом лучшем случае они могут согласиться на комплексную работу — то есть, чтобы вся работа по внедрению была осуществлена тем, кто дает технологию. А это: научную часть сделать, проект выполнить, конструкторские работы провести, нестандартное оборудование изготовить. Если же этого им не обещают, то контакта не получается. Чаще они стремятся найти зарубежные фирмы, которые все сделают "от и до". Вплоть до того, что корпус построят и монтаж проведут.

— А выход вы видите? Ведь институт не инженерно-технологическая фирма и не может все это осуществить.

— Для таких дел должны существовать научно-технические холдинги. Но их пока нет. Только разговоры идут. Но все равно мы к этому придем. Ведь все, что в нашей стране удалось: космос, атомная промышленность — было сделано такими холдингами. Объединялись научные институты, проектные и конструкторские и мощные машиностроительные заводы. В Институте ядерной физики, например, все свое есть для комплексных задач — цеха и прочее. Институт катализа тоже на пути превращения в холдинг. А если еще и банк иметь свой...

— В научной среде все еще думают, что если войти в контакт с соответствующим фирмами, то все наладится...

— Но идет-то это еще очень медленно.

— А вот не кажется ли вам, что то поколение наших молодых ученых, которое работает сейчас "по Европам", будет возвращаться с иными представлениями и сумеет более современно подойти к проблеме? Многие из них работают по контрактам именно в таких фирмах. Согласитесь, столько лет идут разговоры, а холдингов с научно-технической базой что-то так и не появляется.

— Все это верно. И люди могут вернуться, и инженерные фирмы нужны нам здесь. Ведь даже в Минатоме, с которым у нас получается сотрудничество, нет таких высоких технологий, какие разрабатываются в академических институтах. Но все-таки, процесс, как мы с вами уже выяснили, ускоряется, значит, в будущее надо смотреть с оптимизмом.