СЛОВО О КОМАНДИРЕ

А.Федоров,
профессор, бывший воздушный стрелок Авиации дальнего действия,
главный научный сотрудник Института филологии СО РАН

"Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать".
С. Есенин

Больше года прошло со дня смерти Ивана Егоровича Гаврыша, Героя Советского Союза, командира второй эскадрильи двадцать второго полка Авиации дальнего действия. Я, Федоров Александр Ильич, был переведен в его экипаж в августе 1943 года. С начала Отечественной войны я был у него пятым "турельным смертником", четыре моих предшественника один за другим погибли в воздушных боях в 1941-м и в 1942-м годах. Ему удалось, теряя в стычках с мессерами стрелков-радистов, четырежды уходить от преследования противника без всякой защиты в хвостовой части самолета. Я попытался понять, почему. Было ли это счастливой случайностью?

Опыт боевых вылетов в составе его экипажа в 1943-м, 1944-м и в 1945-м годах позволяет думать, что его удачи были делом не только случая. Они в большей мере зависели от него самого и подготовленного им слаженного экипажа. Это был офицер, воспитанный боевой летной практикой в военных действиях финской кампании и первыми тяжелыми боями начала Отечественной войны, обладавший к тому же редкой интуицией. Это позволяло ему находить правильный, может быть, единственный выход в сложной боевой обстановке, когда машина попадала под зенитный огонь или атаки истребителей-перехватчиков. Каждый член экипажа в этих ситуациях мгновенно понимал его команды, его действия и делал именно то, что нужно было делать в этих конкретных обстоятельствах.

Вот один из примеров. Полк бомбил г. Моравска Острава в Чехии. Когда мы подлетали к цели, встретили сильнейший огонь зениток. Командир корабля Иван Егорович Гаврыш направлял машину прямо туда, где были шапки дыма от взорвавшихся снарядов. Почему? Он знал, что зенитки постоянно переносят огонь и где только что взорвались зенитные снаряды, теперь безопасно. В стороне, в направлении к горящим САБам прошел истребитель. Командир резко изменил курс и, может быть, в этот момент одна из бомб вошла в перекос, придавив другую: когда штурман сбросил бомбы по цели, командир, чувствуя поведение машины, понял, что не все бомбы сброшены. Когда отошли от цели, командир послал меня залезть на бомболюк и посмотреть. Через круглое широкое окно я увидел в нем две зависнувшие бомбы. Возвращаться с ними на цель было бесполезно и небезопасно: бомбосбрасыватель сместившиеся уже бомбы не сбросит, их надо сбрасывать механически и, значит, они упадут не по цели. И к тому же мне, стрелку, чтобы сбросить их ударами по креплению, надо было оставить на это время свою кабину. Возвращаться с ними на аэродром было нельзя: при посадке они могли сорваться и взорваться. Командир принял решение, снизившись, чтобы уйти от заданной высоты, на которой возвращаются после бомбометания другие машины и где вероятнее всего могут быть вражеские истребители, попытаться сбросить эти бомбы. С большим трудом мне удалось это сделать, зависнув через отверстие в бомболюк...

Приходилось в те годы бомбить и крупные города, и мелкие цели. Запомнились: Бреслау, предместье Варшавы, Прага, Веспрем, Секешфехервар, Балатон, Плоешти, Яссы, Кенигсберг... и многие свои города, занятые войсками противника; часто летали на Таллин, Ржев, осенью 1943 года на Пулково, откуда немецкая артиллерия обстреливала блокадный Ленинград, на станцию Мга. Часто летали к партизанам Югославии, сбрасывали им на парашютах мешки с оружием, боеприпасами и медикаментами. При выполнении боевых заданий Иван Егорович добивался от каждого из членов экипажа четких и слаженных действий, не допускал произвола. Мне навсегда запомнился такой случай. Наши войска шли в наступление, освобождая Румынию, мы летели на Яссы. Навстречу в километре от нас шла эскадрилья Юнкерсов бомбить наши войска. Я, не задумываясь, развернул турель и ударил по ним из пулеметов. И получил за это взбучку от командира: "Ты что, с ума спятил! Хочешь, чтобы они вызвали на нас истребителей? Да и не твое дело стрелять по немецким бомбардировщикам... Пусть их сбивают наши истребители. А твое дело — стрелять тогда, когда на нас нападают!". За свою инициативу я был лишен за ужином "наркомовских" ста грамм.

Иван Егорович был требователен и к экипажу, и к эскадрилье, которой он командовал. Это была продуманная требовательность, не имеющая ничего общего с придирчивостью. Она вырабатывалась и в тренировочных полетах, и на разборе боевых вылетов. Это дало свои результаты: потери в эскадрильи в 1943-45 годах были минимальными.

В отношениях с подчиненными Иван Егорович был очень добрым, пожалуй даже великодушным человеком, заботливым и внимательным. Эти его качества я оценил, когда в конце 1943 года был тяжело ранен в левую руку. Иван Егорович отвез меня в госпиталь. Когда сняли с руки гипс и выписали, он приехал и увез меня в полк. Два месяца я не летал, тренировал, "разрабатывал" руку. В июле 1944 года вернулся в его экипаж...

Такое сочетание качеств в командире эскадрильи понимали и ценили сослуживцы. Если бы они были свойственны всем офицерам современной российской армии и флота, думаю, не было бы дедовщины.

После войны майор И.Гаврыш вынужден был демобилизоваться по состоянию здоровья (в результате вынужденной посадки у него был тяжело поврежден позвоночник).

Вместе с женой Линой Павловной они вырастили сына, Игоря Ивановича, который унаследовал некоторые отцовские качества. Это, прежде всего, требовательность к себе и упорство в деле. Это (да и, конечно, талант!) помогло ему стать знаменитым музыкантом, известным в России и странах зарубежья.

Очень многим обязан я Ивану Егоровичу, и в военные и в послевоенные годы. Но это уже другой разговор...

стр. 12