МАРШРУТЫ УХОДЯЩЕГО ГОДА

Осень, заключительный аккорд года — традиционное время подводить итоги и строить новые планы. Это характерно для всех институтов, но в особенности для тех, чья работа немыслима без ежегодных экспедиций, или, как принято здесь говорить — работы «в поле». Именно в этом русле и начался разговор корреспондента «НВС» с ученым секретарем Объединенного института геологии, геофизики и минералогии СО РАН к.г-м.н. А. АЙРИЯНЦЕМ.

— Аркадий Аполлонович, первый, вполне закономерный вопрос — об итогах полевого сезона нынешнего года. Насколько он был успешным? Сколько отрядов этим летом вышло в поле, больше или меньше чем в прошлом году?

— В этом году отрядов было побольше. А именно — работало 75 отрядов, тогда как в 2002 году их было 64. А насчет успехов и плодотворности, то это есть всегда. Ведь геолог жив именно экспедициями, ибо именно там оттачивается мастерство исследователя, проверяются новые идеи и гипотезы, осмысливаются те или иные явления. То есть именно там добывается материал для последующего — так сказать, «сезона кабинетной работы». Не открою Америки, сказав, что истинный геолог вообще немыслим без работы в поле. Иначе — он просто умрет как ученый.

— И какова география нынешних экспедиций, их маршруты?

— Подробные отчеты об этом появятся несколько позже, где-то в ноябре, но если вкратце, «навскидку», из наиболее интересных — продолжается работа российско-монгольских экспедиций. Несколько наших отрядов работало этим летом в Монголии. Один отряд из Института минералогии и петрографии ездил в Канаду. Но в целом география наших маршрутов в нынешнем году была вполне традиционной. Это Западная и Восточная Сибирь, один отряд работал на Камчатке. Точнее, в последнем случае речь идет о нескольких наших сотрудниках, прикомандированных к экспедициям Института вулканологии ДВО РАН. Замечу, что финансирование экспедиций, сравнительно с прошлым годом, выросло примерно в 1,5 раза, что конечно радует. Причем, большая часть этих средств идет за счет нашего Сибирского отделения. В числе наиболее интересных экспедиций, как уже отметил — совместная российско-монгольская. Она была наиболее крупной, объединяла несколько отрядов. Укрепляются научные связи с коллегами из ближнего зарубежья, прежде всего с Казахстаном и Киргизией. Институт нефти и газа традиционно выезжает в северные районы Западно-сибирской платформы. От Института геофизики этим летом работало 12 отрядов. В этих экспедициях участвовало и несколько зарубежных ученых.

— Если можно — несколько подробнее о тематике нынешних экспедиционных исследований.

— Эти исследования, как обычно, охватывали широкий спектр геологических задач. Собственно, в этом и состоит специфика нашего института, отнюдь неслучайно названным Объединенным. И одна из главных наших задач — проведение постоянных режимных наблюдений на полигонах, геофизический и экологический мониторинг. Эти работы просто обязаны осуществляться регулярно ежегодно, даже при самых пессимистических прогнозах. Здесь не может быть перерыва.

Относительно же основной тематики наших исследований — они в целом традиционны. Так, в Институте геологии идут работы по исследованию геодинамических обстановок, металлогенические исследования, в том числе благороднометалльные. Немаловажный аспект занимают исследования палеоклимата, а так же экологические. В Институте нефти и газа — это, непосредственно, сами нефтяные, и еще палеонтологические исследования. В Институте геофизики ведется дальнейшее развитие сети GPS-геодезии, полным ходом идет сейсморазведка, что особенно злободневно в свете последних событий, связанных c серией мощных землетрясений на Алтае, чьи отголоски достигли нашей «столицы Сибири». В Институте минералогии, пожалуй, самая крупная экспедиция была посвящена алмазам. В течение нескольких лет наши сотрудники выезжают в Канаду, где очень продуктивно работают под руководством д.г-м.н. Николая Похиленко из Института минералогии. Хочу также упомянуть д.г-м.н. Александра Борисенко, который успешно возглавляет российско-монгольские экспедиции.

— Без сомнений, в свете интеграции, у вас есть совместные проекты с другими институтами Отделения, и наверняка не только с ними. Какие и с кем?

— Этих примеров, в общем-то немало. Это ЦСБС, Институт почвоведения, Институт систематики и экологии животных, Институт водных и экологических проблем. Нельзя не добавить и Институт археологии и этнографии. Так что в целом — наши связи весьма обширны. Контактируем мы и с Западно-Сибирским центром приема и обработки данных. В принципе, этот совместный проект у нас наиболее обширный, поскольку именно здесь формируется база метаданных по Алтае-Саянскому экорегиону, и в соответствии с этим нам необходимо кооперироваться.

— Как вам работается по новой системе? Я имею в виду так называемое программно-целевое планирование.

— Что касается программно-целевого метода планирования, то по сути дела это первый эксперимент в котором мы участвуем. Ясно здесь пока только одно — происходит укрупнение проектов. Над одним проектом сейчас работают по 2-3 лаборатории. Практически все эти проекты были у нас заслушаны и все получили положительные оценки. Их средний балл — выше 4-х. Согласно нашей договоренности — 4 балла и выше означает, что данный проект принимается, хотя иногда и с небольшими доработками.

— Вопрос, что называется, «на злобу дня». Как у вас обстоят дела с молодежью? Есть-ли какие-то подвижки в плане молодежной кадровой политики?

— В этом году было распоряжение Президиума СО РАН об увеличении аспирантуры в 2-3 раза. Однако, проанализировав ситуацию, мы пришли к выводу, что это решение невыполнимо по целому ряду объективных причин. Попросту — нет людей. Речь идет о тех, кто имеет высокий средний балл. По договоренности, мы принимаем в аспирантуру со средним баллом 4,2 и более. А таких немного. Иная причина общеизвестна и характерна не только для нашего института — молодые специалисты весьма неохотно идут в науку. Низкая зарплата, социальная неустроенность, крайне ограниченная возможность сделать быструю научную карьеру… Все это тоже давно ни для кого не секрет. Тем более, что сейчас существуют столь широкие альтернативы — множество самых разных и вполне благополучных фирм, где перспективных молодых (и не очень) людей привечают весьма охотно. Уровень зарплаты там, соответственно, несравним с нашим — разница на порядки. И тут вдвойне обидно, что уходят самые лучшие, ибо бесталанные нигде не нужны.

— И какова же статистика? Я имею в виду средний возраст сотрудников вашего института по кандидатам и докторам?

— Средний возраст кандидатов в этом году составил 47 лет, а докторов — 62 года. Вот и судите сами…

— И последний, слегка «провокационный» вопрос. Вы, несмотря на свою молодость — ученый секретарь одного из крупнейших и серьезнейших в Отделении институтов. Забот, понятно, невпроворот — могу себе представить! Не мешает ли ваша столь хлопотная и ответственная должность собственной научной работе? И кстати — на чем именно вы лично специализировались до того как заняли этот пост?

— Моя личная специализация — это геохимические исследования в районах техногенной нагрузки, а в последнее время — геохимия золото-ртутных месторождений. Ну а насчет того — не мешает ли должность… Честно говоря, конечно — не без этого. Естественно, мои собственные научные планы и исследования временно как бы отошли на второй план.

Хотя этим летом мне удалось побывать на Алтае, я участвовал в работах, связанных с золоторудными месторождениями. Правда, это была сравнительно кратковременная «вылазка» — порядка двух недель. Тем не менее, она была довольно продуктивной — собрали много ценного материала. Все результаты, по итогам полевого сезона, как обычно, обсуждаются у нас на Ученом совете, в процессе которого часто «всплывает» много интересных моментов и подробностей.

— Но кто-то должен заниматься и административной работой?

— Безусловно. Хотя чисто административной ее тоже назвать нельзя. К тому же я в меру сил пытаюсь все-таки совместить ее с собственными научными интересами. Хотя, признаться, получается не всегда.

Беседовал Дмитрий Федорцев,
«НВС».

стр. 8