МАНЬЧЖУРИЯ — ТОМСК — СИНЬЗЯНВ Центре документации новейшей истории (ЦДНИ) Томской области недавно состоялось открытие выставки «Партархив. Рассекречено». Среди прочего на презентации было рассказано о том, что сотрудники Центра выявили интересные документы о пребывании в Томске солдат, офицеров и генералов китайской «Армии спасения Родины» (1932-33 годы). По своему содержанию — это малоизвестный эпизод из истории Томска и Сибири.
C пометой о строгой секретностиДокументы об интернированной китайской армии выглядят весьма скромно: пять листов серой машинописной бумаги и две телеграммы. На одной из них есть помета: «С изъятием ленты». На остальных документах либо имеется гриф «Секретно», либо помечено, что сообщение получено по проводу ГПУ. Все бумаги представляют собой запись разговоров сотрудника Сибкрайкома Левандовского с томскими руководителями. В декабре тридцать второго было распечатано ограниченное количество экземпляров переговорных текстов. Они осели в строго определенных местах: горкоме, горсовете, горотделе ГПУ и штабе Томской стрелковой дивизии. Первое, что всплывает в памяти россиян при слове «Маньчжурия», — это, как правило, прекрасный вальс «На сопках Маньчжурии» в исполнении военного духового оркестра. Но это ведь еще и русско-японская война, и бои в двадцать девятом на КВЖД с «белокитайцами». А также — сложная, запутанная, местами шитая белыми нитками ситуация начала тридцатых. В те времена Советский Союз, официально нейтральный и не имеющий дипломатических отношений с Китаем (в 29 — 32-м годах), вместе с китайскими военными «дружил против» японских и маньчжурских, а затем и иных военных сил. Так вышло, что к сопкам Маньчжурии оказались близки холмы Томска. Именно здесь, ожидая дальнейшей участи, провела зиму 32/33-го годов интернированная китайская «Армия спасения Родины» генерала Су. Ей суждено было проследовать из одной китайской провинции в другую — из Маньчжурии в Синьцзян — с остановкой в Томске. Конечно, Маньчжурия дорога русским не только памятью об известном вальсе. Через нее на рубеже XIX-XX веков Россия провела Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД), а та была реально связана с российскими экономическими и политическими интересами на Дальнем Востоке. В тридцать первом китайская власть в Маньчжурии пала, и появилось Маньчжоу-Го, Маньчжурское государство, которое опиралось на японскую военную мощь и существовало до сорок пятого. В Маньжоу-Го неотвратимо столкнулись интересы нескольких стран: Китая, прежнего хозяина Маньчжурии, Японии, оккупировавшей Маньчжурию, самого Маньчжоу-Го и СССР, северного соседа. Значительная часть китайских войск в Манчжурии сохранила верность присяге. За рубежом ходили упорные слухи о том, что китайских патриотов поддерживают советские войска. На что Советский Союз официально заявил, что считает слухи провокацией, рассчитанной на вовлечение страны в военный конфликт с Японией. Но как ни демонстрировала Москва позицию невмешательства в китайские и японские дела, она была неизбежно в них втянута. Ситуация с китайской армией Су Бин-вэня — лишнее тому подтверждение. В тридцать втором году дислоцированная в северо-западной Маньчжурии китайская «Армия спасения Родины» под командованием генерала Су Бин-вэня выступила против японцев и властей Маньчжоу-Го. Японцам удалось подавить выступление. В начале декабря армия генерала Су была вытеснена на советскую территорию. Немного позднее границу пересекли еще несколько крупных соединений. В начале января из Маньчжурии перешло пять тысяч китайцев с генералами Ли Ду и Вань Дэминем во главе. За ними последовал генерал Ма Чжаньшань. Советские власти интернировали китайские войска. Так было и с «Армией спасения Родины» Су Бин-вэня. В письме, переданном советскому консульству в городе Маньчжурия, генерал Су сообщил, что «вынужден отступить на советскую территорию, разоружился добровольно и просит советское правительство разрешить всем эвакуироваться через СССР в Китай». По официальным советским данным, вместе с командующим границу перешли 2890 военных и 1200 гражданских лиц, в том числе женщины и дети. Почти вся эта масса людей вскоре оказалась, как мы теперь знаем, в Томске. Японцы потребовали выдать генерала Су со всей его армией. Заместитель наркома иностранных дел Лев Карахан, в середине двадцатых бывший послом СССР в Китае, заявил об официальном отказе Совнаркома и выразил возмущение подобной просьбой Токио. Во время японско-советского обмена нотами протеста эшелон с генералом Су и его штабом скорее всего уже шел в Западную Сибирь, и местные власти спешно решали вопросы, связанные с размещением китайцев.
Исполнение телеграфировать!По «китайскому вопросу» из Новосибирска в Томск впервые позвонил утром 11 декабря 1932 года сотрудник Сибкрайкома Левандовский. Он сообщил, что по распоряжению Москвы томские лагеря Сиблага в двухдневный срок должны принять армию генерала Су. В течение суток между крайкомом и томскими властями состоялось три разговора. О том, что Москва определила Томск в качестве места для размещения интернированной армии, томичей поставили в известность в 10 часов утра. В час дня секретарь горкома Никульков и председатель горсовета Алфеев дали первый ответ Новосибирску. Последние уточняющие детали поступили в Томск в два часа ночи 12 декабря. Томские власти попытались избавиться от новой обузы и заявили, что невозможно, да и нецелесообразно размещать интернированную армию в городе с тремя десятками тысяч студентов и большим числом ссыльных и так называемых спецпереселенцев (при общем числе жителей порядка ста тысяч). Но Левандовский дал понять: вопрос о месте размещения не обсуждается, решение принято. Задача Томска — обеспечить нужные условия. Москва настаивала на том, чтобы китайцы были размещены в системе Сиблага. Например, в лагере на Томске-I. При этом семьсот спецпереселенцев нужно было срочно переместить в другие территориальные пункты, а освобожденные бараки изолировать от остальных. «Армия спасения Родины» не являлась плененным противником, а имела более высокий статус — интернированной. Ведь войска перешли не к врагу, а к третьей стороне. Потребовались соответствующие условия для размещения армии. Поселить китайцев нужно было в лагере Сиблага, но все расходы должен был взять на себя не НКВД, а военное ведомство. Оно же обязано было обеспечить охрану этой части лагеря. Норма питания для интернированных устанавливалась такая же, что и для призывников Красной Армии. Срочно, до прибытия китайцев в Томск, требовалось решить массу вопросов: с помещением, отоплением, водоснабжением, постельными принадлежностями, питанием и посудой, санитарной обработкой, охраной и наблюдением за интернированными. Надлежало предоставить обслуживающий транспорт и выделить «хозаппарат». Во втором разговоре с крайкомом томичи продолжали утверждать, что принять китайских солдат никак невозможно. На что вновь получили лаконичный ответ: приказ Москвы не обсуждается. Видимо, географическое и железнодорожное положение Томска, его военный гарнизон и лагерные бараки пришлись в данном экстренном случае как нельзя кстати. Станция Томск-I находилась в те годы на некотором удалении от города, а обилие в городе студентов и ссыльных Москву сильно не смущало — пусть об этом болит голова у отцов Томска. Перебрав несколько вариантов, власти сошлись в конце концов на бараках Сиблага на Томске-I. Город запросил для переоборудования бараков четыре дня и двадцать — двадцать пять тысяч рублей. Ночью, во время последнего разговора по прямому проводу, крайком уточнил, что направляется не две тысячи человек, как указывалось ранее, а все четыре. В том числе 11 (одиннадцать!) генералов, 322 офицера, 6 чинов, 49 студентов, 2500 солдат, 159 полицейских. Остальные — гражданские лица, женщины и дети. Ко времени ночного разговора первый железнодорожный состав — с командующим, его штабом, а также семьями генералов и офицеров — как мы уже говорили, был в пути. Эшелон вышел со станции Даурия 11 декабря в 15 часов московского времени. В нем находилось около семисот человек. Тех, что остались, планировалось разместить еще в двух эшелонах. Их отправление было отложено на завтра. На Томске-I были подготовлены не только бараки, но и больница на сорок человек. Лагерю выделялось топливо на два месяца. Центр и крайком настаивали на том, чтобы интернированные имели сборный пункт, учебный центр на полторы сотни слушателей, склады и конюшни для него, одиннадцать квартир для начсостава и шесть классов для занятий. Левандовский потребовал разместить офицеров с солдатами в одном городке. Семьям разрешалось жить вместе с их главами. Бараки для генералитета надлежало оборудовать лучше остальных. «Никаких агитаций» не вести. Постараться обставить приезд китайцев так, чтобы «никакой встречи и приему не было». Учесть особенности детского питания. Охране ни в какие разговоры с китайцами не вступать. Командующего интернированной армией томским властям не принимать. Все возникающие у томичей вопросы направлять в крайком через товарища Богатырева, инициалы и должность которого в наших документах не указаны. На него же возлагалась связь с генералом Су. Официально Богатырев выступал начальником лагеря интернированных, а для китайцев — порученцем командующего. Согласно инструкции, Богатырев со всеми проблемами должен был выходить на крайком, минуя томские инстанции. Ожидалось также прибытие из Новосибирска врача Перкова и помощников начальника по хозчасти Назарова и Маменко. На прямо поставленный вопрос: «Долго ли пробудет „Армия спасения Родины“ в томских лагерях?» представитель крайкома ответил, что срок неизвестен и, вероятно, продолжителен. В конце разговора Левандовский еще раз попросил от имени Москвы оказать самое активное содействие устройству китайцев, обещая возместить затраченное. Правда, тут же напомнил об экономии. В архиве есть документ, подтверждающий, что армия генерала Су, действительно, зимовала в Томске. Дело в том, что китайцы пожаловались Богатыреву на неудовлетворительное питание больных. В результате крайком потребовал срочно решить вопрос «в счет возможностей города». Хотя бы в части снабжения белым хлебом. Требование не допускало возражений: «Исполнение телеграфировать. 31 декабря. Кудрявцев».
Алтайская добровольческаяЛегко сказать: «Снабдить белым хлебом». Время было голодное, действовала карточная система, томичей спасали огороды. Известно ведь, что посетивший Томск в те годы Илья Эренбург отметил: томичи едят мокрый серый хлеб. Вот почему китайцам и потребовался белый, хороший. Томские власти могли выполнить это непростое задание, наверное, только за счет какого-нибудь закрытого распределителя. Оценивая условия содержания интернированной армии, отметим весьма щадящий режим: ремонт бараков, учебный центр, классы для занятий, питание по нормам призывников. Невольно напрашивается вывод, что все это делалось, чтобы сохранить армию генерала Су в полной боевой готовности. Думать так позволяет дальнейшее развитие событий. Как установлено военными историками, китайское командование во главе с Су Бин-вэнем спустя некоторое время было приглашено в Москву. На вокзале китайцам устроили торжественную встречу. В феврале — марте тридцать третьего (по другим сведениям, несколько позднее) китайцы были репатриированы в Китай: гражданские лица — пароходом через Владивосток, военные — через советские среднеазиатские республики в Синьцзян. Командующий выехал в Китай через Европу. Тут нужно сказать, что в двадцатых — тридцатых в Синьцзян, как и на другие пограничные территории Китая, судьба забросила много российских поданных, почему-либо не согласных с советской властью. В начале тридцатых по многонациональному Синьцзяню прокатилась полоса восстаний. Новый дубань Шен-Ши-Цай, пришедший в тридцать третьем году к власти, для ее укрепления призвал на службу солдат и офицеров бывшей российской Белой армии. Но тех не хватало, и этот неординарный правитель обратился с просьбой о военной помощи к советскому правительству. В ответ на просьбу дубаня была создана так называемая Алтайская добровольческая армия. В ней белые и красные сражались бок о бок. Служба есть служба! Красноармейцы были замаскированы под «русских», то бишь белых. И даже носили погоны, чего красноармейцам тех времен не полагалось. Клейма и печати на их обмундировании были сведены или закрашены. В Синьцзяне воевали также десятки советников из Красной Армии. Будущий маршал бронетанковых войск, дважды Герой Советского Союза Павел Рыбалко именовался тогда на китайский манер. Не синьцзянскими ли событиями навеян эпизод в популярном советском кинофильме «Офицеры» с загримированным под китайца героем Василия Ланового? Синцзянскому дубаню было поставлено около десятка тысяч китайских военнослужащих и партизан, вытесненных японцами из Маньчжурии. Среди них и «Армия спасения родины» под командованием генерала Су, почетного невольника бараков Сиблага на Томске-I. Известно, что в сибирских городах в тридцатые — пятидесятые годы прошлого века проживало немало китайских ремесленников. Известно также, что в пригородном томском поселке Степановка (неподалеку от станции Томск-I), где когда-то действовал совхоз ГПУ, работала артель под названием «Красный Китай». Ее не могли миновать репрессии тридцатых годов «по национальному признаку». (Как, впрочем, не миновали массовые репрессии и секретаря горкома Василия Никулькова, и воинов Томской дивизии, и сотрудников горотдела НКВД, и тысячи других томичей.) Не были ли эти репрессированные китайцы частью тех, что прибыли в Томск в декабре тридцать второго и почему-либо остались в России? Впрочем, это уже другая история и другие рассекреченные документы. Людмила ПРИЛЬ, стр. 10 |