НА ВОЙНЕ, КАК НА ВОЙНЕ…

Готовясь отпраздновать шестидесятилетие победы в Великой Отечественной войне, мы снова и снова обращаемся к тем людям, благодаря которым победа стала реальностью, к ветеранам, пережившим события военных лет и сделавшим все возможное и невозможное для будущих поколений…

Ю. Александрова

В новосибирском Академгородке таких немало — некоторые давно на заслуженном отдыхе, кто-то продолжает трудиться — в институтах, в университете. В одном только НГУ насчитывается 53 участника Великой Отечественной — это и собственно ветераны, и лица к ним приравненные — труженики тыла, блокадники, несовершеннолетние узники фашистских концлагерей. Среди ветеранов и Александр Ильич ФЁДОРОВ — главный научный сотрудник Института филологии СО РАН, доктор филологических наук, профессор, преподаватель Новосибирского государственного университета, прошедший почти всю войну в составе 22-го полка Авиации дальнего действия.

Александру Ильичу восемьдесят три. Говорит он четко, уверенно — видимо, сказывается многолетняя привычка общения с аудиторией. О своей молодости рассказывает немногословно — родился в тверской деревне, семья была бедная, восемь детей. Перед самой войной закончил два курса филфака Ленинградского педагогического института, но из-за того, что в это время большинству студентов перестали платить стипендию (а возможность продолжать образование в таких условиях имелась далеко не у всех) вынужден был оставить институт — поехал по направлению учительствовать в Алтайский край. Отсюда его и призвали в авиацию, он начал учиться в летном бомбардировочном училище (г.Энгельс) под Саратовом. Надо сказать, что еще в Ленинграде закончил Федоров снайперскую школу и аэроклуб — в те годы молодые люди увлекались авиацией. Во-первых, это было модно, а во-вторых, при посещении такого клуба парней обеспечивали авиационной формой и каким-никаким питанием, что было немаловажно при всеобщей бедности, а порой и полной нищете… Такая вот проза жизни. Ну и, конечно, в конце тридцатых — начале сороковых велась подготовка к войне — еще и этим можно объяснить повальное стремление молодежи овладеть «военными науками».

В летной школе А. Федоров должен был стать пилотом, но когда новичков привезли туда, набор уже закончился, оказалось около пятидесяти лишних человек. Всех их вызвал начальник школы и предложил пойти в стрелки-радисты. Война разгоралась, немцы стремительно захватывали Украину, Белоруссию, а нашим войскам нужны были бойцы, прошедшие подготовку, так что после некоторого периода учебы, хотя и с незаконченным образованием, Александра направили в боевой полк под Сталинград. До 1942 года ребята продолжали в полку тренировки, а потом Сталинградское направление стало основным для немецких войск. Тогда-то и потребовались Советской армии новые силы. «Войну по-настоящему я встретил только в сорок втором году», — признается Александр Ильич. Но и здесь не пришлось долго летать — немцы бомбили безжалостно — весь полк (да и другие полки) был разбит за какие-нибудь две недели, экипажи остались без машин. Впрочем, без дела не сидели — с подбитых самолетов сняли турели — самолетные установки с пулеметами — и использовали их, чтобы не позволять неприятелю бомбить на низкой высоте.

Через какое-то время бойцов летного полка направили в воздушно-десантные войска. Александр попал под Москву, в Звенигород, но пробыл там недолго — месяца три. А потом пришел приказ отозвать из полка весь летный состав — штурманов, стрелков-радистов, пилотов — и направить в Авиацию дальнего действия. В 1942 году в армию по ленд-лизу начали поступать американские «боинги», которые и стали боевыми машинами для наших летчиков. Командир эскадрильи Иван Егорович Гаврыш приметил молодого бойца и предложил ему стать стрелком в экипаже («А стрелял я неплохо», — вспоминает рассказчик). Так и воевали они вместе, вплоть до ранения, которое получил Федоров в конце 1943 года. На три месяца пришлось расстаться, но после госпиталя Александр вернулся в свой полк и снова летал с командиром И. Гаврышем почти до конца войны.

Конечно, наши самолеты (со скоростью около 350 километров в час) летали медленнее немецких, были менее маневренными, имелись и другие недостатки, например, непростреливаемая зона — «мертвое пространство», где самолет становился уязвимым для противника. Не всегда удавалось летчикам дальней авиации — «элитным войскам» — выполнить свою непосредственную задачу — случалось, не было горючего. Когда же они поднимались в воздух, то не стремились сбить вражеский самолет, важно было уйти от атаки. Перед экипажами ставили цель — довезти бомбы или груз — мешки с оружием, медикаменты, боеприпасы. Иногда над Польшей или Югославией в партизанские отряды (часто расположенные в горах, в труднодоступных местах) на сигнальные огни сбрасывали десантников — молодых парней, девушек. Порой это было очень нелегко — иногда в последнюю минуту будущие бойцы, радисты (особенно — девушки) чувствовали сильный страх и отказывались прыгать. Но законы военного времени суровы. Летчики должны были возвращаться, только сбросив «груз», пусть даже насильно — парашюты открывались самопроизвольно. Бывали и трагикомические ситуации. Как-то зимой, когда десантировали очередную группу, молоденькая, насмерть перепуганная радистка уцепилась за ноги одного из членов экипажа и ни в какую не хотела отпускать — так и прыгнула, сжимая в руках один унт.

Потом надо было пройти заградительные огни на немецкой территории, не попасть под обстрел истребителей, так что приходилось идти не по прямой, а уходить от локаторов, которыми оснастили немецкую авиацию к концу войны. До конца войны полк (а это 3-4 эскадрильи по 11-12 экипажей) утратил треть машин и летного состава.

Александр Ильич, сдерживая эмоции, вспоминает о «буднях войны»: сожженные деревни, гибель людей, налеты авиации и страшные бомбежки. Все это подстегивало летчиков, заставляло забывать о себе, находить силы, когда их уже, кажется, не оставалось. На смену погибшим приходили новички — неопытные, спешно и плохо подготовленные вчерашние школьники — пилоты, стрелки-радисты. И частенько в бой шли не только «старики» — времени на обучение не оставалось. Молоденьких летчиков для «натаскивания» сажали в кабину на правое сиденье к опытному пилоту, стрелков контролировали, рассказывали, что и как следует делать («Ведь сразу в бой таких пускать нельзя!»).

Начиная с сорок третьего года авиационный полк неоднократно менял место дислокации — сначала стоял под Москвой, а после наступления наших войск летчиков перевели в Смоленскую область (в основном, это были необорудованные аэродромы). Постепенно, по мере отступления фашистов, продвигался вперед двадцать второй полк Авиации дальнего действия — на территорию Румынии, Югославии, Венгрии. Вылетали бомбить немецкие и венгерские города, в которых располагались фашисты. А если не удавалось сбросить смертоносный груз в нужном месте, делали это на обратном пути — над Ржевом, позднее — над Кенигсбергом. Конечно, понимали, что бомбы могут попасть вовсе не на тех, кому предназначались, но, на войне, как на войне, боевое задание не обсуждается, возразить было невозможно — такого человека объявили бы изменником Родины.

День Победы Александр Ильич Федоров встретил в Венгрии и сразу же был демобилизован; вернулся в Ленинград, чтобы продолжить учебу в пединституте на филологическом отделении. В разбитом, голодном и холодном городе доучивался, подрабатывая по ночам грузчиком в порту. После окончания института был рекомендован в аспирантуру, успешно закончил ее, работал в Ленинградском институте языкознания. А в 1962 году переехал с семьей в новосибирский Академгородок. С тех пор вся жизнь профессора Федорова тесно связана с Сибирским отделением, в котором он работает больше сорока лет. А еще Александр Ильич пишет стихи.

Прорывались мы с боем
Через огненный шквал
Весь в пробоинах «боинг»,
Непослушен штурвал.

Пусть оставят нас силы…
Упадем как листва —
Лишь жила бы Россия
Да стояла Москва.

Это строки из его стихотворения, посвященного ветеранам 22-го авиаполка…

стр. 4