"С ОПТИМИЗМОМ СМОТРЮ В БУДУЩЕЕ..."
Беседу вел П.Даниловцев.
Недавно я побывал я Якутске, в Институте мерзлотоведения СО РАН,
где встречался с его директором Р.Каменским, крупным ученым в
области инженерного мерзлотоведения, широко известным в нашей
стране и за рубежом. И в свои 63 он по-юношески строен, подвижен,
легок на подъем -- в жизни много путешествовал по Крайнему
Северу.
Ростислав Михайлович из плеяды замечательных ученых и
организаторов науки, сделавший много добрых, важных и полезных
дел для становления и развития новой науки, науки двадцатого века
-- геокриологии.
И сегодня люди, с кем я встречался, с уважением говорят, что в
это трудное для науки время им просто повезло с директором,
который вдохновляет их на плодотворный творческий труд своим
личным примером и постоянной заботой о них.
Из личного дела. Каменский Ростислав Михайлович родился 7 апреля
1936 года. В 1958 году окончил Московский инженерно-строительный
институт им. В.В.Куйбышева и был направлен в Северо-Восточное
отделение Института мерзлотоведения им. В.А.Обручева. Доктор
технических наук, действительный член Международной инженерной
академии и Академии наук РС(Якутия), член-корреспондент
Российской инженерной академии. В настоящее время научные
интересы Р.Каменского связаны с проблемами инженерной экологии и
разработкой принципов и методов обеспечения устойчивости
инженерных сооружений в криолитозоне в связи с предполагаемым
глобальным потеплением климата на Земле. Он автор свыше 80
научных работ. Имеет правительственные награды и звание
"Заслуженный деятель науки Республики Саха". Председатель
Северо-Восточного отделения Российской инженерной академии, член
многих ученых советов. Председатель докторского диссертационного
совета при Институте мерзлотоведения СО РАН. Член бюро Президиума
Якутского научного центра СО РАН.
-- Как вы, Ростислав Михайлович, выпускник престижного
московского института, окончившего его с отличием, оказались
вдруг в Якутии? Вас привлекли перспективы советского северного
строительства?
-- Я не мог себе представить, что после окончания МИСИ попаду в
далекий Якутск и буду участвовать в решении проблем строительства
на мерзлых грунтах. "Виноват" в этом К.Войтковский, который
разыскал меня на факультете, предложил должность лаборанта (оклад
1500 руб. по тем временам) в Северо-Восточном отделении Института
мерзлотоведения им. В.А.Обручева и участие в исследованиях
теплового взаимодействия подземных водопроводов с мерзлыми
грунтами. И вот с 1958 года, более 40 лет (подумать страшно), вся
моя жизнь, вся творческая и научно-организаторская деятельность
связаны с институтом. В ней можно выделить пять этапов, которые в
какой-то мере связаны с этапами становления и развития Института
мерзлотоведения СО РАН. Первый -- с момента приезда в г.Якутск
(сентябрь 1958 года) по 1965 год. В этот период шло мое
становление как научного сотрудника и специалиста в области
инженерного мерзлотоведения. Мною был организован и проведен
полупроизводственный эксперимент на опытном подземном
водопроводе, подготовлена и защищена кандидатская диссертация
(1965 год).
-- После ее защиты вы активно участвовали в беспримерном опыте
строительства мощной Вилюйской ГЭС на вечной мерзлоте.
Организовали там мерзлотную станцию и в течение 6 лет вели
сложные натурные наблюдения за динамикой термического режима
гидросооружений и водохранилища ГЭС. Расскажите подробнее об этом
строительстве и людях, участвовавших в нем. Ваши теоретические
результаты и расчеты по замораживающим системам для северного
плотиностроения вошли в нормативные документы, учебные пособия и
заимствованы мировой наукой и практикой.
-- С октября 1965 года я был назначен начальником-организатором
новой Вилюйской научно-исследовательской мерзлотной станции в
пос. Чернышевский (Якутия). Начался второй этап моей жизни в
институте. Предварительная организационная работа на станции
велась с середины лета 1965 года. В августе мы вчетвером --
покойный Лева Адонин (автор и исполнитель скульптуры мамонта
перед институтом), Юра Тышев, М.С.Федоров (возглавлял
строительный отдел института) и я приехали в пос. Чернышевский и
разбили свой лагерь (шестиместная палатка) на крохотном скалистом
пятачке крутого склона долины Вилюя. Главная наша задача состояла
в закреплении территории, выделенной станции. Мы обозначили
территорию просеками и установили таблички: "АН СССР -- запретная
зона". И представьте себе, к этому запрету, вернее аббревиатуре
"АН СССР", отношение всех было самое уважительное.
Уже с конца 1965 года начали обустраивать станцию. Собрали из
частей (двух вагончиков) одноэтажный дом, который весь 1969 год
служил нам домом, лабораторией и мастерской. Сформировался
небольшой коллектив. Основная его часть базировалась в Якутске, а
пионерная группа -- в пос. Чернышевский. С теплотой вспоминаю
Ю.Анненкова, П.Карпова, С.Нисковских и других, которые приняли на
себя все первые заботы и проблемы обустройства станции и активно
включились в организацию экспериментальных исследований. С июня
1966 года мы начали оборудование плотины и ложа водохранилища
Вилюйской ГЭС термометрической аппаратурой и параллельно уже в
Якутске вели теоретическую разработку методов прогноза динамики
термического режима плотины с системой воздушных замораживающих
колонок на примере плотины на р.Сытыкан (по заказу института
ЯкутНИИпроалмаз).
В декабре 1966 года было завершено строительство двухэтажного
деревянного восьмиквартирного жилого дома, а в январе коллектив
станции с семьями авиаспецрейсом "ИЛ-14" прибыл в
пос.Чернышевский. Часть квартир дома была занята под рабочие
помещения, а остальные под жилье. Начались наши трудовые будни.
Коллектив молодой станции был дружным, творческим и
работоспособным. Нам удавалось очень интенсивно работать в науке
и параллельно обустраивать станцию, свой быт. Вслед за первым
домом был построен второй, гараж с мастерскими, заложен
лабораторный корпус. На станцию из Якутска переехали научные
сотрудники И.Константинов, В.Спесивцев, из Мирного -- В.Макаров.
Коллектив сразу значительно повысил свой интеллектуальный
потенциал и начал вести исследования не только в интересах
северной гидротехники, но развернул и региональные работы,
изучение криогенных процессов на водохранилище, начал
эксперименты с термосифонами.
В течение пяти лет станция была построена, сложился ее научный
коллектив, который заработал в полную силу. Мерзлотоведение
обогатилось уникальным научным подразделением -- Вилюйской НИМС
-- расположенным в богатейшем алмазами и энергией регионе
Западной Якутии.
-- Дирекция, конечно, заметила вас и оценила сполна ваш
потенциал, и что же последовало дальше в вашей биографии?
-- В феврале 1972 года профессор П.Мельников предложил мне
вернуться в Якутск в качестве своего заместителя по научной
работе. Я принял это предложение и сразу включился в работу,
первое время совмещая ее с исполнением обязанностей начальника
станции. Мне было 35 лет -- начался третий этап моей жизни в
институте. Я учился руководить большим и сложным научным
коллективом и одновременно активно занимался научной работой. От
"большой" северной гидротехники перешел к "малой" --
мелиоративным системам в Центральной Якутии, а затем к новой для
меня области инженерного мерзлотоведения -- фундаментам. Вскоре я
возглавил одну из наиболее сильных в институте лабораторий --
физики и механики мерзлых грунтов, которая успешно вела
экспериментальные и теоретические исследования по различным
направлениям инженерного мерзлотоведения.
-- Ростислав Михайлович, у меня складывается впечатление, что вы
обладаете даром предвидения, умеете увидеть ключевые проблемы в
науке и охотно беретесь за их своевременное разрешение. В 70-е
годы, например, осуществили целый комплекс экспериментальных
исследований на магистральных газопроводах, чтобы заблаговременно
разработать научно обоснованные методы прокладки их в условиях
вечной мерзлоты. Что толкнуло вас на проведение этих
экспериментальных исследований?
-- Весной 1975 года я действительно организовал масштабные
натурные наблюдения на газопроводе Мостах--Якутск для разработки
рекомендаций по прокладке газопровода большого диаметра (1420 мм)
от газовых месторождений Якутии к бухте Ольга для импортных
поставок газа в Японию и США (этот проект хотя и не был
реализован, но он серьезно изучался и по нему есть хороший задел
на завтрашний день). В комплексных исследованиях приняла участие
большая группа сотрудников различных лабораторий института.
-- Знаю, что на вашу долю выпало немало событий, которые не раз
меняли вашу жизнь. Вот и в конце 1977 года по семейным причинам
вам пришлось переехать в г.Игарку (север Красноярского края) и
последующие одиннадцать лет решать там сложные задачи, которые
ставила и бурное развитие этого богатого региона. Я слышал, что
вы остались довольны своей и коллектива работой на Игарской НИМС?
-- С 1 января 1976 года я по ряду причин ушел в отставку с поста
зам.директора и полностью переключился на руководство
лабораторией и проведение исследований, а с осени 1977 года моя
личная жизнь круто изменилась и по договоренности с П.Мельниковым
я уехал руководить одной из старейших мерзлотных станций --
Игарской. Начался четвертый, наиболее продолжительный по времени
и, наверное, наиболее насыщенный событиями этап моей работы в
институте.
Игарская НИМС была не только одной из старейших в системе АН
СССР, но, очевидно, и физически наиболее старой. Хотя мой
преемник А.Мандаров много сделал для модернизации станции
(построил хорошие мастерские, гараж), но нужно было эту работу
продолжить в большем масштабе и одновременно расширить круг
решаемых научных проблем.
Хотелось бы подчеркнуть, что на Игарской станции вели
исследования известные мерзлотоведы страны. Организовал ее в 1930
году в системе Комсеверпути опытный инженер-мерзлотовед Н.Быков,
который прошел прекрасную школу при строительстве Транссибирской
железнодорожной магистрали. На станции в разное время работали
Л.Мейстер, А.Тыртиков, С.Вялов, В.Орлов, А.Пчелинцев, Ф.Бакулин,
В.Ермаков, Ю.Гончаров, А.Мандаров, Н.Григорьев. Они оставили
заметный след в нашей науке, в становлении и развитии Игарской
станции и в жизни молодого заполярного города. П.Мельников тоже
прошел свою первую школу организатора науки на Игарской НИМС. Он
был ее начальником с 1935 по 1938 годы.
Из наиболее крупных научных работ станции в период моего
пребывания в Игарке хотело бы выделить следующие.
В 1979 году мы приступили к комплексным экспедиционным
геокриологическим исследованиям на западном побережье полуострова
Ямал. База Карской экспедиции находилась в поселке на мысе
Харасовей. Оттуда мы провели геокриологические исследования на
островах Шараповы кошки, а затем организовали санно-тракторный
поезд и произвели инженерно-геокриологические исследования по
предполагаемой трассе газопровода через Байдарацкую губу. Кроме
того, мы разбурили на шельфе Карского моря геокриологический
профиль, перпендикулярный береговой линии и установили
распространение и основные характеристики реликтовой мерзлоты в
этом районе.
В 1981--1983 годах были проведены эксперименты по намораживанию и
обеспечению устойчивости искусственного ледового острова как
основания для проведения разведочного бурения на углеводороды на
шельфе арктических морей. К этим работам я привлек крупного
ученого К.Войтковского, а из Якутска своего друга
И.Константинова. Это были сложные и трудные эксперименты. Иногда
мы по нескольку дней не могли вести работы из-за пурги и метели
-- отсиживались в вагончиках на берегу Карского моря. Надо
отметить, что одновременно, при отсутствии взаимной информации,
такой же эксперимент проводили американцы в море Бофорта, только
масштаб, техническая оснащенность и финансовое обеспечение его
были на два порядка выше наших.
В 1980 году на станцию из Красноярска переехал прекрасный
экспериментатор Ю.Гончаров, это позволило провести ряд
производственных экспериментов по применению поверхностных
фундаментов-оболочек. Сначала на таких фундаментах были построены
два трехэтажных четырехквартирных жилых дома станции. Правда, на
талых грунтах и без вентиляции полостей оболочек. Затем на
территории станции (в старой части города) при очень сложных
геокриологических условиях (льдистые высокотемпературные мерзлые
грунты) был построен каменный гараж на вентилируемых оболочках и
впервые были проведены наблюдения за аэродинамикой воздушного
потока и тепловыми характеристиками системы оболочка--основание.
В конце 80-х годов был построен на поверхностных фундаментах
лабораторный корпус станции.
Коллектив станции в Игарке был очень дружный, работоспособный и
творческий, каковым остается и сейчас.
-- Ростислав Михайлович, я не могу не коснуться еще одного
щепетильного вопроса: что за препоны вдруг возникли в Президиуме
СО РАН при избрании вашей кандидатуры на пост директора института
в конце 80-х?
-- Летом 1987 года академик П.Мельников вызвал меня из Игарки в
Москву. При встрече он сказал мне, что собирается в отставку с
поста действующего директора института и видит во мне своего
преемника. Это послужило для меня толчком к срочному завершению
докторской диссертации. В конце того же года я прошел предзащиту,
а в апреле 1988 года успешно ее защитил на докторском совете
института. Осенью были назначены выборы директора института.
Когда я приехал в Якутск, то оказалось, что директор круто
изменил свою позицию и выдвинул в качестве кандидата на
директорский пост не меня, а Ю.Шумилова. Правда, большая часть
коллектива поддержала мою кандидатуру, но тем не менее избрание в
Сибирском отделении РАН было отложено, возникло много осложнений
и неприятностей.
В этот период я был назначен Президиумом СО РАН и.о.директора
института, и мне очень помогли мои друзья и коллеги --
Н.Анисимова и Г.Фельдман, которые согласились временно исполнять
обязанности заместителей директора по науке. В апреле 1989 года я
официально был избран директором института. Мое избрание
состоялось только благодаря активной поддержке коллектива и, как
мне видится, настойчивости председателя Отделения академика
В.Коптюга.
Переезд из Игарки в Якутск и избрание меня директором института
ознаменовали новый этап и в моей жизни, и в моей работе. Пришлось
изменить масштаб мышления и ответственности. Конечно, опыт работы
начальником станции и заместителем директора института был очень
важен и явился основой формирования моих представлений о том, что
и как надо делать, но тем не менее многое пришлось пересмотреть и
многому учиться заново. Мне трудно объективно оценить и жизнь
коллектива, и свои действия в эти прошедшие 10 лет. Но я горжусь
нашим институтом, его научными достижениями, способностью
коллектива адаптироваться к новым политическим и
социально-экономическим реалиям. Сейчас нам трудно. Пожалуй, так
трудно институту не было никогда, но я с оптимизмом смотрю в
будущее!
стр.
| 
