ОСТАТЬСЯ ЛЮДЬМИ
В отделе редких книг ГПНТБ новое поступление, шесть томов книги
памяти жертв политических репрессий — РАССТРЕЛЬНЫЕ СПИСКИ:
Москва, 1937-1941, "Коммунарка", Бутово. (М., Общ-во
"Мемориал" — Изд. "Звенья", 2000, 501 с.) и БУТОВСКИЙ ПОЛИГОН, 1937-1938
(М., Вып.1., изд. "ИЭС", 1997, 364 с.; вып.2, изд. ООО
"Панорама", 1998, 362 с.; выпуски.3,4,5. изд. "Альзо", 1999,
2000, 2001, 360 с., 364 с., 362 с. соответственно).
Каждая из них — мемориал жертв бесчеловечного и безжалостного
массового убийства.
Леонид ТРУС,
председатель Коордсовета Новосибирского областного
историко-просветительского и правозащитного общества "Мемориал".
В каждой из них мартиролог: Аболехин — Янчевский, Абакумов —
Яновский, Абдуллаев — Яцкович, Абдурахманов — Ястржембский,
Абдюханов — Яшин, Абабков — Ящук, а еще по Дмитлагу
(построившему канал Москва — Волга со всеми его шлюзами
насосными станциями, портами, причалами, не считая множества
"попутных" объектов — от закрытого аэродрома под Подольском до
спорткомплекса "Динамо" — миллион двести тысяч заключенных,
вооруженных лопатами и тачками). 13892 (из 27652 расстрелянных
здесь) в рвах Бутовского полигона плюс 4527 в таких же рвах близ
совхоза "Коммунарка" — 18509 кратких биографических справки.
Что это такое — Бутово и "Коммунарка"?
А.РОГИНСКИЙ (послесловие к "Расстрельным спискам"): "В августе
1937 г. начался период самых массовых, самых жестоких
политических репрессий. Готовясь к ним, управления НКВД по всей
стране еще в июле стали выделять специальные "зоны" —
территории, предназначенные для массовых захоронений
расстрелянных. Для местных жителей они обычно "легендировались"
как армейские стрелковые полигоны. Так возникли хорошо известные
ныне "зоны" в Левашовской пустоши под Ленинградом, в Куропатах
под Минском, "Золотая гора" под Челябинском, Быковня на окраине
Киева и многие другие. Москва имела свою специфику. Здесь <...>
"зон" было открыто две <...>: одна, подведомственная Московскому
УНКВД, — в поселке Бутово, другая <...> в ведении Центрального
аппарата НКВД —- на 24 километре Калужского шоссе, близ совхоза
"Коммунарка" (в те времена — подсобного хозяйства НКВД), на
территории дачи арестованного (к тому времени) наркома внутренних
дел Г.Г.Ягоды. <...> (Относительно) Бутово. <...> сохранились
предписания и акты о расстреле 20765 человек, <...> почти все они
расстреляны по решениям внесудебных органов — Тройки МосУНКВД, а
также Комиссии НКВД СССР и Прокурора СССР по спискам
("альбомам"), представленным из того же Мос-УНКВД. Гораздо меньше
определенности в вопросе о месте захоронения еще более чем шести
с половиной тысяч человек, <...> по поводу которых не сохранилось
никаких документов о кремации/захоронении (1937-38 и 1941 гг.),
либо сохранился лишь акт о захоронении без указания места (1939,
1941 гг.) <...> (Имеются) основания предполагать, что в 1937-38
гг. (этих людей) хоронили в "Коммунарке".
Особенно впечатляет порядок вынесения тех смертных приговоров. Из
4527 тех, чьи имена названы в "Расстрельных списках", подавляющее
большинство — 4220 человек — осуждены (по обвинению в измене
Родине, шпионаже, терроре и т.п.). Военной коллегией Верховного
суда СССР (ВКВС). Но никогда этот высший орган военной юстиции не
занимался ни проверкой показаний, содержавшихся в следственных
делах, ни проверкой заявлений, сделанных обвиняемыми. Выполнялась
лишь формальная процедура: идентификация личности обвиняемого —
вопрос о признании вины — последнее слово — "совещание" —
зачтение приговора (последнее, впрочем, далеко не всегда;
правилом в 1937-38 гг. было то, что осужденные ВКВС к расстрелу
не знали об этом до самого последнего момента). Да и не ВКВС
обрекала этих людей на смертную казнь. Она лишь оформляла
решения, принятые до того. Решения, которые выносили СТАЛИН и
несколько человек из его самого близкого окружения.
"Практика была следующей, — пишет А.Рогинский. —
В Центральном
аппарате НКВД и во всех региональных НКВД/УНКВД составлялись
списки лиц, следствие по делам которых было уже закончено и
которых должна судить ВКВС. <...> (они) оформлялись <...> как
простые машинописные перечни имен (фамилия, имя, отчество) без
каких бы то ни было дополнительных данных. <...> Несколько
региональных списков под одной обложкой, на которой значилось:
"Список лиц, подлежащих суду ВКВС СССР", а на первой странице —
общее число осуждаемых, с разбивкой по категориям (предлагаемых)
приговоров — первой — к расстрелу, второй — к десяти годам, и
третьей — к восьми годам лагерей (после июля 1937 г. <...>
третья категория перестает фигурировать) и по территориальной
принадлежности, все это подписанное начальником
секретно-политического отдела НКВД СССР, а с июля 1937 г. —
начальником учетно-регистрационного отдела, иногда с краткой, в
несколько строк, сопроводительной запиской ЕЖОВА, передавались
СТАЛИНУ. Свою визу <...> СТАЛИН обычно ставил на обложке. <...>
Следом расписывались ближайшие сподвижники. Сохранилось 383 таких
списка (с 27 февраля 1937 г. по 29 сентября 1938 г.). Подпись
СТАЛИНА стоит на 362 списках, МОЛОТОВА даже чаще — на 372,
ВОРОШИЛОВА — на 195, КАГАНОВИЧА — на 191, ЖДАНОВА — на 177,
ЕЖОВА — на 8 <...> Некоторые члены Политбюро (Андреев, Калинин,
Чубарь) в "ближний круг" допущены не были. <...> Всего (в этих
списках) содержатся фамилии 44477 человек, санкцию на осуждение
"по первой категории" из этого числа получили 38955. <...>
Сомнений нет: списки и резолюции на них <...> свидетельствуют,
что все, кто был расстрелян в 1937 — 1938 гг. на основании
приговоров ВКВС, на самом деле были расстреляны по личному
приказу Сталина и его подручных. <...> Военная коллегия была лишь
техническим оформителем этих заранее вынесенных приговоров.
Но была еще одна, сравнительно небольшая категория осужденных в
1937-38 гг. по тем же спискам, относительно которых никаких
приговоров никем не оформлялось. Эти люди <...> так или иначе
были причастны к НКВД. <...> в (их) делах вообще нет никаких
следов того, что обвиняемый вызывался на Военную коллегию <...>,
нет и приговоров. <...> Сразу после обвинительного заключения
следует справка, составленная в 1939 г. сотрудником 1-го отдела
Центрального аппарата, в которой значится, что человек был
осужден "в особом порядке". <...> Списки на сотрудников НКВД
подавались Сталину, как правило, отдельно от остальных и
назывались либо "список", либо "список лиц" <...> После
сталинской подписи дела не направлялись на рассмотрение ВКВС —
этих людей просто расстреливали. Это и называлось осуждением "в
особом порядке". <...> Всего таким "порядком" в Москве
расстреляли не менее 254 человек (аналогичные расстрелы были
<...> и в других местах). По-видимому, расстрельный "спецобъект"
"Коммунарка" возник как место, специально предназначенное для
захоронения бывших сотрудников НКВД, осужденных "в особом
порядке" ("Дачу Ягоды — чекистам" — запись в записной книжке
Ежова, в которую он заносил указания Сталина)".
Л.ГОЛОВКОВА (участница расследования по Бутовскому полигону):
"Приговоренных к расстрелу, привозили в Бутово, не сообщая, зачем
и куда их везут. <...> Машины, крытые автозаки, в народе упрямо
называли "душегубками". Ходили слухи, что людей (в них) травили,
выводя трубу с выхлопными газами внутрь фургона. <...> (Так ли
это было в самом деле, неизвестно, но — заметим: все это —
задолго до того, как до тех "душегубок" додумались умельцы из
гитлеровских "айнзатц-команд"; или последние просто переняли наш
опыт? — Л.Т.) Автозаки <...> подъезжали к полигону со стороны
леса примерно в 1-2 часа ночи. <...> Там находилась вышка для
охраны, устроенная прямо на дереве. Неподалеку виднелись два
строения: небольшой каменный дом и длиннейший, метров
восьмидесяти в длину деревянный барак. Людей заводили в барак
якобы для "санобработки" (опять перекличка — на этот раз с
бухенвальдским и треблинкским "ноу-хау" — Л.Т.). Непосредственно
перед расстрелом объявлялось решение, сверялись данные. <...>
Приведение приговоров в исполнение в Бутово осуществляла одна из
<...> расстрельных команд, в которую <...> входило три-четыре
человека, а в дни особенно массовых расстрелов число исполнителей
возрастало, <...> весь спецотряд состоял из двенадцати человек. В
этот спецотряд входили команды, которые действовали в Бутово,
"Коммунарке" и в Москве, в Варсонофьевском переулке, и
Лефортовской тюрьме. Первое время расстрелянных хоронили в
небольших отдельных ямах-могильниках. <...> Но с августа 1937
года казни в Бутово приняли такие масштабы, что "технологию"
пришлось изменить. С помощью бульдозера-экскаватора вырыли (для
строительства канала Москва-Волга подобной техники не нашлось —
Л.Т.) несколько небольших рвов, примерно в 500 метров, шириной и
глубиной в 3 метра <...> Процедура переклички, сверки с
фотографиями и отсеивания людей, относительно которых возникали
какие-либо вопросы и недоумения, продолжалась, вероятно, до
рассвета. <...> Исполнители приговоров находились в это время
совершенно изолированно в другом помещении — в каменном доме,
что стоял неподалеку. <...> Приговоренных выводили по одному из
барака. Тут появлялись исполнители, которые принимали их и
вели — каждый свою жертву — в глубину полигона в направлении рва.
Стреляли в затылок, почти в упор. Тела казненных сбрасывали в
ров, устилали ими дно траншеи. За день редко расстреливали меньше
100 человек. Бывало и 300, и 400, и свыше 500. <...> При
расстрелах полагалось присутствие врача и прокурора, но
соблюдалось это далеко не всегда. Зато всегда у исполнителей
имелась в изобилии водка, которую привозили в Бутово специально в
дни расстрелов. <...> К вечеру появлялся человек из местных <...>
Он заводил бульдозер и тонким слоем земли присыпал трупы <...> На
следующий день все начиналось сначала. <...> Настоящая фабрика
смерти".
А.РОГИНСКИЙ: "Множество вопросов вызывают расстрелы конца июля
1941 г., когда в течение трех дней (27, 28 и 30-го) по
предписаниям ВКВС <...> расстреляно 513 человек. Еще меньше мы
знаем о расстрелах 16 октября 1941 г. <...> В этот день был
произведен самый массовый с эпохи 1937-38 гг. московский
расстрел — более 220 человек. <...> (Что же касается периода
войны в целом, то) если из числа казненных в Москве в 1937-38
гг. на сегодняшний день реабилитированы не менее 65%, то для
расстрелянных в 1942-45 гг. этот процент в семь-восемь раз
меньше."
Рамки газетной информации не позволяют (да и ни к чему) подробно
пересказывать содержание всех статей из этих книг. Приведу лишь
неполный перечень их названий: Спецобъект "Бутовский полигон".
История, документы, воспоминания. / Таблица данных о числе
расстрелянных в период с августа 1937 по декабрь 1938. /
Крестьяне и крестьянские семьи в Бутово. / Священнослужители и
миряне, за веру и Церковь в Бутово пострадавшие. / Дмитлаг: из
истории строительства канала Москва-Волга. / Документы ВЧК, СНК,
ЦК РКП(б). / Постановления и приказы ЦИК и СНК СССР по Дмитлагу.
/ Письмо В.И.Ленина об изъятии церковных ценностей. / О бутовских
латышах. / "Союз польских патриотов". / Гитлерюгенд и другие
фальсификации НКВД. / Показания бывших руководителей и
сотрудников органов НКВД-КГБ СССР о производстве дел в 1937-38
гг. / Бутовские грабари. / "Жизни всесоюзной дно" Интеллигенция в
Дмитлаге. / Барон фон Гревениц. / Бутово: австрийские жертвы
сталинского террора. / Террор районного масштаба: Кунцево. /
Художники и Бутовский полигон. Директива НКВД и Прокурора СССР от
26.12.38.
Читаешь — и невольно задаешься вопросом: а что у нас в
Новосибирске? Известно ведь, что были и здесь огромные лагеря, и
массовые расстрелы. Почему же Новосибирская область едва ли не
единственный субъект федерации Сибири и Дальнего Востока, в
котором нет ни памятников на местах тех расстрелов, ни Книги
Памяти об их жертвах, да и мест тех мы не знаем? Частичным
ответом на подобные вопросы могут служить слова сотрудника ЦОС
ФСБ полковника М.Е.Кириллина: "Решения, которые предполагает
закон о реабилитации, осуществлялись процентов на десять.
Игнорировалось даже то, что закон предполагал выделение
специальных средств для правоохранительных органов на эту
проблему... Вся работа, все исследования в этой области велись за
счет возможностей ведомства и только в силу понимания важности
проблемы <...> Люди, которые сегодня работают в системе ФСБ,
личной ответственности за содеянное в прежние годы не несут; но
моральную ответственность несет любой сотрудник
правоохранительных органов, потому что любой из нас <...>
является правопреемником всей правоохранительной системы, которая
существовала в стране". Все так. И все-таки. В Томской, Омской
Иркутской и Магаданской областях, в Алтайском и Красноярском
краях, в Хакассии — книги памяти издаются или готовятся к печати
(Красноярская краевая администрация выделила на это дело 700
тысяч рублей), в их административных центрах сооружены памятники
жертвам репрессий. А вот что заявляет старший помощник прокурора
Ульяновской области С.ХРУЛЕВ (Технология репрессий в
документах. — "30 октября" 24, 2002): "Когда мы делали первый том,
проблемы, конечно, были. Проблемы были и с ФСБ: старые кадры не
хотели давать документы. В книге мы поместили документы не только
из архивных следственно-уголовных дел, но и из служебной
переписки. Это и расписки исполнителей о неразглашении <...>,
акты о списании патронов и отчеты, где закапывались трупы. Мы
подняли дела. По которым осуждены за должностные преступления
работники НКВД, их агенты, которые <...> занимались
фальсификацией доказательств. <...>, чтобы каждый человек это
прочитал, пропустил через себя и сам сделал выводы <...> Чтобы
преодолеть нежелание органов ФСБ давать документы, прокурор
области попросту возбудил уголовное дело по факту массовых
репрессий и поручил следователю провести надлежащее
расследование. В рамках этого дела мы провели принудительные
выемки в архиве ФСБ, изъяли все описи <...> В общем, вся эта
страшная технология показана реальными документами. <...>.Нас
пытались упрекнуть в том, что мы опубликовали акты о приведении
решений троек в исполнение, указали фамилии непосредственных
исполнителей, <...> поставили под удар судьбы их детей,
родственников. Мы пытались найти этих исполнителей, запросы по
различным адресным бюро направляли, но <...> никого не выявили,
они из области исчезли. В рамках этого же дела мы пытались найти
захоронения <...> Документов <...> не нашли (может, они были
своевременно уничтожены) <...> По показаниям очевидцев, было
место захоронения <...>, (но там) с 57-го года плещется Волжское
водохранилище..."
Старая истина: кто не хочет чего-то делать, ищет причины, кто
хочет — ищет средства. Речь не только об увековечении памяти
жертв, но и о расследовании породивших эти жертвы преступлений
против человечности, которые всегда — преступления против всего
человечества, поскольку они "ставят под вопрос право любого из
нас именовать себя человеком. И если мы забудем о них, мы рискуем
утратить это право навсегда". Этими словами из предисловия к
"Расстрельным спискам", можно, пожалуй выразить смысл настоящей
публикации.
стр. 7
|
