ВЕКТОР ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ НАУЧНОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО
Лет двадцать назад, когда из России начался отток ученых за рубеж,
а в стране возник патриотический шум, я спросил
у известного профессора-экономиста Бориса Орлова как он
относится к этому событию? И мудрый Б.П. сказал, что наука
интернациональна, и ее развитие все более определяется
международным обменом учеными и новыми знаниями, и он не стал бы
считать отъезд непатриотическим актом. Бедственное существование
вряд ли способно воспитать чувство любви к отечеству.
Так было сначала, потом ситуация стабилизировалась страна
стала выездной. Недавно я разговаривал на эту же тему с молодым
доктором наук Юрием Воробьевым, который принимал участие в
интересном международном обмене знаниями в США и теперь внедряет
полученные знания в практику в своем родном институте в
новосибирском Академгородке.
О собеседнике: Юрий Николаевич Воробьев, д.ф.-м.н., 54 года,
закончил физический факультет Новосибирского государственного
университета в 1971 году, прошел путь от стажера-исследователя до
ведущего научного сотрудника Новосибирского института
биоорганической химии СО РАН. Выехал в США в 1990 году кандидатом
физико-математических наук, а возвратился в 2001 году доктором
физико-математических наук. Так, первоначально запланированная
годичная командировка по обмену знаниями на много лет «привязала»
его к той стране.
|
|
Юрий Николаевич, что побудило вас в начале 90-х годов выехать
в США?
В 1990 году, я поехал в США в длительную командировку, а не
выехал в США. Последнее слово, мне кажется, употребляется при
эмиграции. В 1988-89 гг. в СО АН СССР, и в том числе в НИБХ,
стали появляться первые персональные компьютеры, увеличилась
зарплата в Академии наук, в общем казалость, что все развивается
по восходящей и не было ни экономических, ни тем более
политических причин, для выезда в США. Разумеется, я говорю
только о себе.
Американцы приглашали вас для выполнения конкретных работ или
вы приехали туда с багажом собственных идей и задумок, чтобы
реализовать их на передовой научно-технической базе? Над чем вы
там трудились?
Я поехал в командировку за счет приглашающей стороны как
визитирующий ученый, имея в программе визита взаимный обмен
знаниями. Я был приглашен на 12 месяцев в лабораторию профессора
Гарольда Шерага в Корнельском университете США. Эта лаборатория
является мировым лидером в решении одной из основных задач
теоретической биофизики предсказании уникальной
пространственной структуры молекулы белка по последовательности
аминокислот, составляющих полипептидную цепь. Я занимался
компьютерными методами расчета структуры ДНК-дуплексов, которые в
методической части являются общими для любой биомакромолекулы в
водном растворе. Были идеи алгоритмов более реалистичных методов
расчета, которые вычислительно сложны и требовали более мощной
компьютерной базы, чем та, которой располагало Сибирское
отделение. Предполагалось реализовать и тестировать новые
алгоритмы на объектах лаборатории профессора Г. Шерага. План
работ, который я предложил, был достаточно объемным, так что
работа в США заняла много лет, хотя я периодически навещал
Академгородок, написал докторскую диссертацию и защитил ее в ВЦ
СО РАН.
Юрий Николаевич, вы прожили в США довольно продолжительный
период времени и даже меняли место жительства. Как адаптировались
к новым условиям жизни в Америке?
В тех местах, в которых я работал и жил, условия жизни не
показались ни мне, ни моей семье чем-то необычными. Разница
конечно в быте есть, но она количественная, а не качественная.
Это смена пропорций, а не появление чего-то абсолютно нового.
Даже кредитные карты не были новостью, поскольку в Москве в
некоторых магазинах в 1990 году уже обслуживали по кредитным
картам. Детали быта в США тоже зависят от места. Например, для
упрощения быта в маленьком университетском городке, где я жил,
небходимо иметь автомобиль и проводить в нем достаточно много
времени. Однако при работе, например, в Колумбийском унверситете
г. Нью-Йорка автомобиль становился скорее «головной болью», чем
вещью для упрощения быта. По крайней мере, так считали некоторые
известные мне ученые, в том числе из Западной Европы.
Где и кем вы работали? Были среди принимающих вас учреждений
престижные университеты?
Три года, 1992-95 гг., я работал в лаборатории профессора
Г. Шерага в Корнельском университете. Этот университет входит в
десятку лучших университетов США. Я с семьей жил в городке Итака
штата Нью-Йорк, который сформировался вокруг университета, и в
котором студенты составляют половину населения. В 1995 году я по
рекомендации профессора Г. Шерага был принят на должность
ученого-исследователя в «дружественную» группу профессора Яна
Херманса в университете штата Северной Каролины в городе Чапел
Хилл для продолжения своих исследований, поскольку в группе
Шерага была некоторая неопределенность с финансированием
(университет Северной Каролины, между прочим, старейший
университет США, основанный более 200 лет назад). В этой группе я
работал в 1995-2001 годах.
Я слышал, что всем приехавшим в США приходится трудиться в
поте лица, чтобы компенсировать вложенные в них средства. Не
оказывается ли там наш человек как бы вне правового поля,
зависимым и беззащитным от произвола?
Если кратко, то легально прибывший ученый, конечно, защищен от
произвола условиями контракта. И мне не известно форс-мажорных
случаев среди ученых, приглашенных из бывшего СССР, как, впрочем,
и из других стран.
Лаборатории при университетах, в которых я работал, проводят
исследования по грантам, полученным по конкурсу, для выполнения
конкретных исседований и разработок в области компьютерного
моделирования биополимеров. Поэтому действительно приходится
работать до тех пор, пока не найдешь истину. Но эта специфика
научной работы, не связана, как мне кажется, ни со страной, ни с
системой финансирования. Глава проекта тоже работает столько,
сколько нужно для дела. Например, профессор Шерага в течение
сорока лет публиковал по 25 статей в год с сотрудниками
лаборатории. Причем, каждую статью он тщательно редактировал,
поскольку более половины его сотрудников, это иностранцы со всех
континентов. Контракт обновляется ежегодно, кроме того, есть
положение о возможности прекращения контракта при прекращении
финансирования проекта. Условия работы, конечно, не мягкие, но
это реалии финансирования исследований. Разумеется, есть риск
потерять работу, но я бы не называл это произволом или
беззащитностью, поскольку условия контракта известны.
Я, наверное, ослышался, и у американцев бывают проблемы с
финансированием науки?
Да, бывают. Кажется, в 1995 году Корнельский Теоретический
центр не получил обновления гранта от Национального фонда науки.
Множество сотрудников центра вынуждены были срочно искать новое
место работы. Аналогичная ситуация была с Суперкомпьютерным
центром Северной Каролины. Т.е. сбои в финансировании даже
больших коллективов случаются, а уровень относительных флуктуаций
возрастает при уменьшении размеров коллектива. Поэтому состав
лабораторий или групп у профессоров университетов непостоянен по
причине финансирования, а сотрудники вправе покидать группу до
окончания контракта.
В чем, на ваш взгляд, преимушества работы в США?
Во-первых, это возможность обмена знаниями, контакт и
непосредственная работа с ведущими специалистами. Участие в
регулярных семинарах группы и факультета, лекции и сообщения
приглашенных специалистов из других университетов, которые
достаточно регулярны. Интенсивность обмена информацией в среде
академической науки при университетах очень высока и происходит в
основном не на коференциях, а в процессе взаимных визитов.
Доступность научной литературы. Хорошая компьютерная база. Хотя
последнее обстоятельство постепенно нивелируется, в связи с общим
развитием и доступностью компьютеров.
Во-вторых, мотивация работы более высока, есть ощущение силы,
поскольку есть благоприятная среда для получения результата. Не
последнюю роль играет зарплата. Удовлетворительно обеспеченный
быт дает возможность полной концентрации на работе.
Юрий Николаевич, сильно ли мы отстаем от американцев в области
химических наук, где вы трудитесь, по числу Нобелевских
лауреатов? Этот критерий, как известно, является эталоном и
объективным измерителем в науке.
Я не вполне согласен, что число Нобелевских лауреатов эталонный
измеритель успехов в науке, особенно в годы
противостояния СССР и США. В области компюьтерного моделирования
биополимеров мы отстаем по количеству групп минимум на порядок, а
количество переходит в качество.
Последний вопрос. Когда вы уехали из США, достигли ли того, на
что рассчитывали? Чем занимаетесь сейчас?
Да, я выполнил свою «американскую» программу, существенно
увеличил багаж знаний в области компьютерного моделирования
биополимеров, довел свои исследования и разработки до результата
в виде компьютерных методик и программ. В настоящее время я
работаю в том же самом институте, который сменил название и стал
Институтом химической биологии и фундаментальной медицины СО РАН,
развиваю группу компьтерного моделирования биополимеров, чтобы
иметь возможность заглянуть в детали атомного строения
биомолекулярных комплексов, что особенно важно в
персонифицированной молекулярной медицине будущего.
Заканчивая разговор, хочу еще раз напомнить истину о том, что
исследователь везде стремится туда, где будет открыт простор для
его научной деятельности и где его ожидает жизненный комфорт.
Беседовал П. Даниловцев.
стр. 5
|