НЕ СТАТЬ «ТЕХНОПАРКОМ ЮРСКОГО ПЕРИОДА»!
В. Накоряков, академик
Никогда в научной среде Академгородка, да и не в научной тоже, не
ходило так много слухов и информации о том, что произойдет с
академическими институтами в ближайшем будущем.
Слухи эти обоснованы. Необходимость реконструкции Академии наук и
восстановления ее потенциала осознаны обществом уже давно. Только
одно то обстоятельство, что средний возраст научных сотрудников
большинства институтов превосходит 50 лет, заставляет бить
тревогу. Ведь неумолимая статистика говорит о том, что наука
делается людьми в возрасте до 35 лет. Все нобелевские лауреаты в
области физики стали ими за исследования, которые они сделали
именно в этом возрасте. Причем основные открытия, ведущие к
столбовым дорогам в развитии науки и цивилизации, делались людьми
совсем молодыми. Вспомним работы Николая Николаевича Семенова,
Владислава Владиславовича Воеводского, Михаила Алексеевича
Лаврентьева, Николая Николаевича Лузина и множества других — тех,
кем гордится наука.
Если придерживаться точки зрения, что определяющим становится
возраст ученого, то главной целью становится омоложение
института.
Совершенно ясно, что этой цели нельзя достичь за срок
деятельности одного, двух, трех министров даже при соблюдении
преемственности в их деятельности. Такой преемственности при моей
жизни я не наблюдал ни разу, и ничего хорошего от тех
предложений, которые сейчас приходят из Министерства образования
и науки, я не жду. Не выдерживают никакой критики предложения
сильного сокращения количества институтов. И ясно, почему.
Академические институты при социализме создавались как
монополисты в своей отрасли. Так создавалось и Сибирское
отделение. Институты Неорганической химии, Органической химии и
т.д. Ликвидация любого института с последующим присоединением
осколков к институтам, близким по профилю, приведет к созданию
большого размера искусственных институтов и ликвидации того, что
мы называем школами.
Процесс обновления институтов Сибирского отделения, мне кажется,
мог бы быть естественным, и я предлагал этот маршрут, начиная с
2000 года. Частично это уже и делается. Один из важнейших на этом
пути этапов уже преодолен. Это переход Новосибирского
государственного университета в состав Академии наук.
Представим себе следующий шаг: будущий президент СО РАН решил
стать одновременно ректором Университета. Мгновенно меняется вся
ситуация.
Главная забота будущего президента — это равная забота о СО РАН,
Университете и о своем родном институте. Это забота о молодых,
это забота об их распределении, это забота о науке Университета,
которая должна более тесно интегрироваться с наукой Сибирского
отделения, это организация новых специальностей, необходимость
которых председатель Сибирского отделения РАН понимает лучше, чем
кто-либо. Это создание инновационной зоны при НГУ, примером
которой может служить Массачусетский технологический институт,
около которого существуют тысячи малых инновационных фирм, где
работают преподаватели и студенты университета. Тут не
понятна нынешняя позиция руководства Сибирского отделения,
которое не одобряет создание малых фирм с участием сотрудников
институтов в них. У меня глубокая уверенность, что инновационная
деятельность может быть плодотворной только в том случае, если
трансфертом, передачей производства, доводкой в таких фирмах
занимаются непосредственно исполнители — авторы этих работ.
Попытка взять под жесткий контроль все эти фирмы абсолютно
бесполезна, их невозможно запретить. Передача доводки конструкций
или технологий кому-то всегда приведёт к неудаче.
При такой конструкции Сибирского отделения путь эволюции
Академгородка становится более прозрачным.
Сотрудники, отработавшие в академических институтах, могут
успешно работать в Университете, как профессорами, так и
исследователями, вовлекая молодежь.
Уже имеется пример академика В. В. Болдырева, который прекрасно
реализовал через НГУ инновационный проект с помощью студентов и
взятых по контракту сотрудников из других организаций, из других
институтов.
Ушедшие в Университет, в лаборатории и на преподавательскую
работу ведущие пожилые ученые будут освобождать места молодым
людям. Таким образом, будет обеспечен круговорот, настоящий обмен
кадров между Университетом и академическими институтами. При этом
количество штатных вакансий в НГУ должно сильно вырасти. Должен
вырасти объем НГУ.
Роль председателя СО РАН в жизни Сибирского отделения чрезвычайно
велика и совмещение функций председателя и ректора обезопасит нас
и как-то предохранит от того, что собираются сделать с Академией.
Из автономной научной организации мы незаметно превратились в
организацию при Министерстве науки. О том, что будет, можно
судить только по той скудной информации, которую удается получить
на заседаниях Президиума СО РАН и из публикаций «Науки в Сибири»,
посвященных этим заседаниям.
К сожалению, все жизненно важные проблемы для Российской академии
наук всегда обсуждаются в очень узком кругу Министерства
образования и науки и руководства Академии наук, и даже не все
члены Президиума РАН в курсе событий. Информацию о том, что
происходит в комиссиях, работающих над определением судьбы
Академии наук, мы получаем в отрывочном и несистематическом виде.
Мы пережили массу предложений: сократить количество институтов до
сотни, часть институтов признать недееспособными и
приватизировать их на тех или иных условиях, разделить институты
на «чистые» и «нечистые», фундаментальные и инновационные. Другой
вариант — «чистые» занимаются фундаментальной наукой,
«нечистые» — внедрением в одном институте. За счет бюджетных денег
«инновационщиков» увеличиваются средства фундаментального сектора
институтов, причем работать в области инновационной деятельности
даже по своим проектам ученый-бюджетник не может, вернее он
может, но он не должен получать там зарплату. При этом
совместительство, конечно, сохраняется. Совершенно нелепое и
наивное предложение, абсолютно игнорирующее то, что уже
существует. А существует много фирм, где работники Сибирского
отделения успешно работают, они же работают на кафедрах в других
институтах, репетируют, преподают и никакая зарплата, какой бы
она ни была (а большой она быть не может), не ликвидирует это, не
решит проблем.
Непонятно, как при таком подходе может быть уменьшен средний
возраст научных сотрудников. Почему он должен начинать падать при
этом быстро? При большой зарплате «фундаментальщик» уже никогда
не уйдет на пенсию и не освободит должность заведующего
лабораторией. Для СО РАН есть выход — объединение Академии наук
и Университета и выделение Университета как особой точки в
Сибирском отделении фактически могло бы стать твердой основой для
будущей эволюции СО РАН.
За последние годы чиновничье начало в Академии наук стало более
сильным, чем в вузах. Мы имеем четкую пирамиду, по которой
работает иерархия — президент РАН, вице-президенты,
академики-секретари, директора институтов и остальные сотрудники,
включая академиков. Роль академиков, членов-корреспондентов резко
снизилась. Но и у нас в СО РАН уровень демократичности снижается.
Часто приходится слышать слова: «Он просто академик». Это
удивительно. В одном из уставов Академии наук было записано
«Академики и институты при них», сейчас же на первое место
выходят чиновничьи начала.
Считается, что директор непременно должен стать академиком, и
это, по-видимому, верно, но верно и то, что все-таки в
создавшейся ситуации надо выбирать директора института из числа
молодых членов Академии, так всегда было в прошлом.
Необходимо для омоложения Академии наук, кроме усиления роли
университетов, снизить предельный возраст на занятие должности
директора, например, до 65 лет и не делать далее никаких
исключений. Работа главного научного сотрудника, советника
Академии дает прекрасную возможность для любого ученого
плодотворно продолжать свою деятельность. Необходимо повысить
роль членов Академии в институтах и привлекать к работе во всех
структурах, временно создаваемых для решения тех или иных
проблем, не только директоров, членов Президиума, но и членов
Академии, которые добровольно или по возрасту ушли со своих
должностей, разгружая академиков-чиновников от перегрузки.
Наше общество снова должно стать более демократичным, переходить
к тщательному обсуждению всех проблем, прежде чем начать
реализовывать новые предложения. Я считал и считаю, что переход
Академии на метод программного целевого подхода как основного
метода финансирования науки неправильный. Необходима доля
финансирования науки, выделяемая на свободный поиск. Если
коллективу предлагается работать только в определенном
направлении и за ним закрепляется проект программ, мы производим
этим кастрацию возможностей молодых ученых, пришедших работать в тот или иной
институт.
При этих условиях в голове никогда не возникнет ни механизма
реакций цепных процессов, ни теории фазовых переходов и не будет
открыт позитрон или корпускулярная и волновая теория света.
Новое рождается непредсказуемо и не в основном потоке. Примеров
можно набрать множество.
На последнем заседании Президиума СО РАН 3 марта академик
Н. Л. Добрецов высказал мнение о необходимости выделения сектора
свободного поиска, и это радует. Жаль только, что все эти
важнейшие вопросы обсуждаются в «разном», а не в качестве
основной «боли» РАН.
Нужно в самой высокой степени усиливать независимость молодых
ученых, пришедших в институт.
Когда я в возрасте 29 лет начинал свою работу в Институте
теплофизики, его директор
С. С. Кутателадзе дал мне лабораторию и не
ограничивал тематикой.
Став директором института, я организовал молодежные лаборатории,
и из трех руководителей организованных лабораторий один стал
членом-корреспондентом Академии наук — Михаил Рудольфович
Предтеченский с новой тематикой для института, а двое стали
преуспевающими докторами наук, кандидатами в члены Академии.
Независимая свобода в молодые годы — только это гарантирует
рассвет науки. Если мы все сразу будем ставиться в шоры
программно-целевого подхода, то это будет означать медленное
умирание надежд на будущие открытия, на нобелевские премии, хотя
может и привести к какому-то выравниванию нашей науки со средним
мировым уровнем.
Но не средний уровень определяет очень яркие мысли, которые
внезапно возникают в голове какого-то будущего гения, а
максимальная свобода.
У нас медленно снижается роль научных семинаров. В начале моей
карьеры семинары были основной деятельностью ученого, и общение на
семинарах давало сотрудникам очень много. К сожалению, семинары
проводятся, но как-то это все перестало попадать под внимание
Президиума Сибирского отделения.
Если мы переходим на какую-то новую систему организации,
финансирования и т.д., то заранее должны быть оговорены правила
игры.
При переходе на бюджетно-целевой подход нам говорили, что мы
делаем это формально, чтобы получить дополнительное
финансирование от Большой Академии, для эксперимента, и
распределение по программным проектам — дело условное.
Институт теплофизики так и воспринял все это, но неожиданно был
объявлен конкурс на проекты. Уже после того, как проекты
рассматривались на Объединенных ученых советах, были выделены
«лучшие» проекты. Ясно, что лидировали крупные проекты. У меня
есть подозрения, что все члены бюро Президиума знали, о том, что
это будет возможно, и подали укрупненные проекты и программы. Те,
кто не знали, естественным образом, пострадали. Приемлемость
программно-целевого подхода на Объединенном совете по механике не
обсуждалась.
Правила любой игры должны быть известны заранее. Наш институт
оказался обделенным и обвинен в уравниловке и большом количестве
проектов. Но это произошло по причине, о которой я говорил. Легко
было исправить ситуацию. Поняв, что мы поверили в предварительное
заявление Президиума, нужно было рассматривать в нашем институте
лучшие программы, а не проекты, но этого не произошло.
Такие скоропалительные решения подрывают доверие к руководству
Сибирского отделения и усугубляют ситуацию, и без того тяжелую
вследствие непрерывного потока информации о будущих реформах в
Академии.
Противоречия преследуют нас на каждом шагу. С одной стороны,
грозит разделение на институты «чистые» и «нечистые» с попаданием
во вторую лигу инновационных институтов с большой долей
хоздоговорных контрактных работ. В то же время в рейтинг
институтов, кроме количества статей, входит и объем дополнительно
заработанных средств. Надо, в конце концов, определиться и с этим
тоже. В любом случае, если будет делаться оценка
фундаментальности институтов, то кто будет определять степень
«фундаментализма» того или иного ученого? Большинство
сотрудников, успешно работающих в области фундаментального
исследования, генерируют идеи инновационного плана. Что мы их
искусственно будем отделять от инновационной деятельности? По
каким критериям? С другой стороны, кто будет оценивать значимость
фундаментальных работ? В Сибирском отделении пятнадцать лет назад
цитируемость считалась важным показателем деятельности ученого.
Академик В. А. Коптюг этой информации придавал очень большое
значение и лично собирал сведения по директорам институтов,
академикам, ведущим сотрудникам. А сейчас про это забыто. При
всей условности индекса цитирования нужно помнить, что во всем
мире это основной показатель оценки деятельности ученого как
«фундаменталиста», так и «инновационщика». Недавно мне удалось
иметь продолжительную беседу с академиком Роальдом Сагдеевым,
выдающимся ученым, вышедшим из Сибирского отделения. Он в членах
Академии с 30-летнего возраста, и удивлялся, почему этот показатель
игнорируется в России. Уже в течение многих лет он работает в
США. Он подтвердил мои представления о том, что в каждом вузе
США, в каждой организации, в каждой структуре деятельность
ученого оценивается прежде всего по его цитируемости в ведущих
журналах. Любой критерий можно подвергать сомнению, нет
безупречных, но отсутствие нашего интереса к тому, что мы забыли
про такую возможность оценки нашей деятельности, мне кажется
весьма симптоматичным. Мы сами боимся посмотреть на себя со
стороны. Конечно, количество статей и их цитируемость не может
служить основой для оценки ученых, работающих на оборону страны.
Про это также на последнем заседании Президиума СО РАН говорил
председатель СО РАН.
В целом я не за те скоропалительные реформы, которые пытаются
реализовать Министерство образования и науки, новый министр и его
помощники.
С другой стороны, и нам нужно внимательно посмотреть на себя,
сделать необходимые выводы и, защищая Академию в целом, пытаться
сделать все, чтобы она существовала.
Недавно мне пришлось иметь неприятный разговор с человеком,
который уже давно присвоил Академгородку обидное название
«технопарк юрского периода». Он имел в виду не только структуру,
но и наш высокий, очень почтенный средний возраст и наше
постоянное стремление показать всем, что мы не изменились,
остались теми же, что и были двадцать лет назад. Хотелось бы
иметь сформированную Сибирским отделением, реальную стратегию
развития на ближайшие десять-пятнадцать лет, и не рассчитанную на
очень быстрые изменения, даже если они обещаны президентом страны
и другими ее руководителями.
г. Новосибирск
стр. 5
|
