ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ — К ТРИУМФУ!
Блестящим открытием увенчалась работа Российско-германско-монгольской археологической экспедиции в горах Монгольского Алтая. Новооткрытое «замороженное» погребение пазырыкской культуры не просто предоставило ученым уникальные вещественные свидетельства малоизученного рубежа скифского и гуннского времени (III в. до н.э.), но и позволило в полной мере проявиться содружеству гуманитарных и естественных дисциплин. Новая наука, повседневным инструментом которой становится не только кисть археолога, но и микроскоп генетика, рождается на наших глазах. Напомним, что цикл работ, созданный на основе раскопок мерзлотных погребений на плато Укок в первой половине 90-х годов, удостоен Государственной премии Российской Федерации 2005 г. Открытия нынешнего года уже вызвали большой резонанс в мире: раскопки посетил Президент Монголии, новость прошла по каналу ВВС на всю Евразию.
О поисках и находках, треволнениях и надеждах, разочарованиях и озарениях — обо всем, что сопровождает открытие, читателям «НВС» расскажет академик Вячеслав МОЛОДИН.
Аппетит приходит во время еды
С тех пор, как нам запретили работать на Укоке, прошло уже 11 лет. С годами, я надеюсь, мы становимся умнее, и через определенное время стало понятно, что многие вещи, которые можно было сделать, мы не доработали. Что я имею в виду? Мы могли бы, например, взять пробы и проанализировать микробиологию льда. В свое время это не было сделано. Мы могли бы исследовать с научной точки зрения феномен образования мерзлоты. До сих пор мы решаем этот вопрос как бы по наитию. Мы могли взять больше проб на генетику. Тогда мы делали их уже в Новосибирске, в лабораторных условиях, в то время как проба, взятая на месте, значительно «чище» и информативнее. Проблема дендрохронологии, например, сейчас очень важна не только с точки зрения установления плавающей датировки, но и для определения палеоклимата, палеосреды — специалисты по дереву уже научились эту информацию извлекать. И так далее. Может быть, в свое время мы просто не доросли до этого как профессионалы. С другой стороны, вкус к мультидисциплинарным исследованиям приходит, как говорится, во время еды. Чем больше мы входим в контакт с разными направлениями науки, тем больше хочется это делать. И, что самое главное, нашим партнерам из других наук — тоже.
Поэтому мне хотелось вернуться на Укок — не для того, чтобы выкопать там очередную мумию (в конечном итоге, будет их две или пять, не столь важно), но чтобы попытаться наверстать упущенное. Но, увы, все наши попытки договориться, к сожалению, заканчивались неудачами. Последней каплей оказалось землетрясение, очень обострившее ситуацию в Горном Алтае. Все официальные разрешения, на самом деле, можно было получить. Но не хотелось действовать насильственно. Поэтому я стал думать, почему бы нам не поработать в районе, где нас встретят совсем по-другому — с пониманием наших проблем и задач.
Идея была такова: обследовать крайний северо-западный угол Монголии, найти там пазырыкские комплексы (мне казалось, они должны там быть) и их исследовать. У меня состоялся разговор с президентом АН МНР академиком Б. Чадраа. Он откликнулся на эту инициативу с большим энтузиазмом. Поговорил также со своим немецким другом и коллегой профессором Германом Парцингером. Во-первых, мы давно вместе работаем, и он всегда хотел принять участие в исследованиях курганов с мерзлотой. Во-вторых, было уже совершенно очевидно, что проект дорогостоящий, и одной российской стороне организовать такую экспедицию было бы весьма непросто. Парцингер тоже выразил огромное желание там работать. И мы приступили к реализации.
На дальних подступах
Было ясно, что за один год эту программу не выполнить. Поэтому в позапрошлом году я сформировал небольшой отряд, выехал на северо-запад Монголии, в Баян-Ульгийский аймак, и мы месяц потратили на то, чтобы найти там пазырыкские комплексы. Вообще, чем ближе мы подъезжали на машине к этим местам, тем меньше энтузиазма у меня оставалось. Классического пазырыка, оказывается, там совсем не так много, как можно было предположить — всего около десятка могильников. Правда, наши французские и монгольские коллеги нашли еще несколько комплексов километров на двести южнее и в прошлом году несколько курганов раскопали. Я смотрел их отчеты. Они считают это пазырыком, но, по-моему, это не пазырык. С моей точки зрения, это синкретизм пазырыка и тувинских культур раннего железного века.
Но это дело второе. Мне нужен был не просто пазырык, а «мороженый» пазырык. Поэтому мы работали на больших высотах, поскольку изначально было очевидно, что мерзлота может сохраниться только в определенных условиях, и высота расположения памятников, суровость климата — одна из них. В общем, в позапрошлом году мы нашли ряд комплексов, как мне показалось, пазырыкских: каких-то — с долей сомнения, каких-то — без всяких сомнений. И в прошлом году я попросил академика Михаила Ивановича Эпова, который очень увлекся этой проблемой, обследовать их на предмет наличия мерзлоты.
Мы начали с посещения Укока — без раскопок, именно отрабатывая методику. На Укоке-то я почти со стопроцентной вероятностью знаю, где есть мерзлота, а где нет. Потому я так сформулировал задачу для Михаила Ивановича: вот курганы, на мой взгляд, с мерзлотой, вот — точно без мерзлоты. И он на них отрабатывал геофизическую методику выявления подкурганной мерзлоты и, как выяснилось, отработал ее блестяще.
Потом Михаил Иванович выехал в Монголию с группой наших археологов и геофизиков. Они там поработали около месяца, сделали массу промеров, но, как оказалось, мерзлоты там не так уж и много. Ее обнаружили только на трех курганах, хотя обследовали все десять могильников, каждый из которых насчитывает от трех до пяти объектов.
Но эти курганы были очень яркими: ориентация, конструкция, балбалы, жертвенники — все признаки надмогильных сооружений пазырыкской культуры налицо. Михаил Иванович меня обнадежил. Я как раз был в Москве, получал Государственную премию, шел по Ленинскому проспекту, когда он мне позвонил из Монголии и сказал: «Вячеслав Иванович, я вас поздравляю! Один из курганов дал огромную аномалию». После таких результатов, хотя они были и не 100-процентными с точки зрения проверки, так сказать, чисто теоретическими, мы решили рискнуть.
В ноябре прошлого года мы с профессором Г. Парцингером слетали в Улан-Батор, где был заключен трехсторонний договор. Мы с немцами полностью брали на себя финансирование, организацию экспедиции, обеспечение отряда реставраторами, поскольку без них работать невозможно. Я взял на себя дополнительное обязательство привлечь к этой работе наших естественников. Ведь самое главное, что я хотел — добиться того, что мы не достигли ранее. А все остальное, на мой взгляд, вторично. Хотя у моих коллег, наверное, было наоборот.
Нам удалось собрать достаточно денег и скомплектовать отряд примерно из 30-ти человек. Основу его составляли сотрудники Института археологии и этнографии СО РАН, плюс несколько специалистов со стороны. Например, художник у меня был из Минусинска. Он раньше постоянно работал с немцами в Хакасии, и они его порекомендовали. Редко бывает, что художнику не надо много объяснять — работает очень качественно и быстро, а когда у него особой работы нет, помогает таскать камни. Таких привычек я никогда раньше за художниками не замечал.
 |
| Российско-германско-монгольский археологический отряд во всей красе.
|
С германской стороны был сам Герман Парцингер и еще несколько археологов, имевших опыт работы в Сибири, высококлассный профессиональный фотограф, очень хороший реставратор из государственного музея в Берлине, телевизионная группа… А от Монголии был профессор Д. Цэвэндорж с двумя ассистентами. Одним словом, я очень доволен своим отрядом.
Улан-Даба: первый блин комом
И мы начали работать. У нас было два месяца на всю программу. Заехали, поставили лагерь… Решили сразу брать два объекта. Один — самый большой из открытых курганов, диаметром около 17-ти метров, прямо на перевале Улан-Даба, связывающем Укок с Центральной Азией. Так и памятник назвали, в честь перевала. Выглядел он очень внушительно. Хотя, надо сказать, верхушки там у всех курганов разобраны — казахи берут камень на свои постройки. И под этим курганом была отмечена самая большая мерзлотная аномалия. Он не вызывал у нас почти никаких сомнений.
 |
Кошки скребут на душе — «пустышку» тянем (с профессором Г. Парцингером на раскопе).
|
Хотя, признаюсь, в душе червячок копошился. Первый курган на Улан-Дабе отличался от пазырыка тем, что в центре было, как мы полагали, впускное захоронение — торчал каменный ящик. Точнее, были видны его следы, поскольку верх кургана был разобран. Трудно было сказать, изначально ли он был там поставлен или впущен, и когда впущен.
Второй могильник — Олон-Курин-гол-6 — был стопроцентно пазырыкским, без всяких сомнений. Самый большой курган, 15-ти метров в диаметре, представлялся вполне достойным объектом. Правда, в центре наблюдался провал, и было понятно, что курган ограблен. Но, поскольку под ним был отмечен второй по мощности геофизический импульс по мерзлоте, мы на нем и остановились.
Два объекта позволяли маневрировать силами. Но вначале все силы были брошены на Улан-Дабу. Конструкция кургана, когда мы начали с ней разбираться, напоминала укокский пазырык. Там конструкция была непростая: сначала сооружалось кольцо из огромных камней, потом внутри вырывался котлован, посередине — могила с захоронением. Потом котлован закатывался крупным валуном, выше — слой мелкого галечника, а самый верх сооружали из валунчиков средней величины. Это — типичная схема сооружения пазырыкских курганных конструкций. И тут было примерно то же самое. Более того, в центре мы наткнулись на какую-то выкладку из крупных валунов, этакий черепаший панцирь, и этот панцирь был выложен на линзе глины.
Поначалу мы думали, что это выкид из могилы. Ан нет! Но обо всем по порядку.
Котлован оказался достаточно глубоким — около полуметра по всей подкурганной площади. Более того, мы нашли некоторые маркирующие вещи уже на этом уровне. С северной стороны на уровне материка лежала челюсть сарлыка, по-видимому, след какого-то жертвоприношения. И несколько фрагментов керамики, как будто раннего железного века, повстречались нам между камнями насыпи.
Мы исследовали ящик, который считали впускным. Он оказался почти полностью ограблен. Обнаружили только ноги человека. Кстати, лежал он на животе: или его перевернули сразу же после того, как ограбили, или так и положили изначально. Но ни одной находки обнаружено не было. Датировать эту конструкцию мы никак не могли. Взяли пробы на радиоуглеродный анализ и пошли дальше, продолжая считать, что это захоронение — впускное и позднее. Тем более, что внизу нас ждала самая мощная мерзлотная аномалия.
Работа была очень тяжелая: высота 2600 метров, огромные валуны в центре — пришлось с ними повозиться. Но осилили. Убрали эту глиняную подушку и как будто даже обнаружили могильное пятно. Оно было не очень явственным, но как будто бы читалось — большое, в центре. Но… аномалия с этим пятном не вполне совпадала.
Приехал Михаил Иванович Эпов, провел замеры уже без каменного панциря и дал точный прогноз — на глубине 2,5 метра будет мерзлота! Вдохновившись, мы начинаем работать над этим пятном — выбирать заполнение. Углубляемся примерно на штык, и я понимаю, что это не пятно! Конечно, никому об этом не говорю. Проходим еще штык, тогда уже делюсь подозрениями с Германом. Он отвечает: «Мне тоже так кажется, но я тебе не говорил». Углубляемся еще где-то на полметра (а грунт тяжелый, со здоровенными камнями — одним словом, конус выноса), и тогда уже говорим народу. Как всегда бывает в таких случаях, народ сразу делится на две партии — энтузиастов и пессимистов. Пессимистов, конечно, больше — сам вижу, что «пустышку тянем», 90 % против 10-ти. Но ведь какая-то вероятность остается. А внизу-то — мерзлота!
 |
| Суровое монгольское лето (ак. В. Молодин и проф. Е. Слагода).
|
С нами была геолог-мерзлотовед профессор Елена Адольфовна Слагода из Института криосферы Земли СО РАН (г. Тюмень). Она тоже была уверена, что не могла мерзлота здесь образоваться естественным путем. Что нам оставалось делать? Копаем дальше.
Доходим до двух с половиной метров и, действительно, натыкаемся на линзу мерзлоты. Но тут стало еще тяжелее: то приходилось тяжеленные камни, как попало набросанные, из ямы вытаскивать, а тут еще мерзлоту растапливать. Никаких признаков могилы по-прежнему нет. И в один прекрасный день я приезжаю на раскоп, и мне все разом выдыхают: «Вячеслав Иванович, скальный цоколь!» Линза мерзлоты лежала на скале!
Это было уже облегчение. Пока хоть один процент вероятности оставался, надо было копать. А если там гунн, который может лежать на глубине и пять, и семь метров, и десять? А тут все-таки ясность.
Что там получилось? Профессор Е. Слагода это все очень хорошо объяснила. На склоне при образовании конуса выноса, при передвижении больших масс грунта и камней, образовался некий естественный карман, довольно глубокий. Там и скопилась вода, которая замерзла, образовав ледяную линзу.
С одной стороны, мы были очень огорчены, поскольку этот курган забрал у нас примерно треть времени, с другой стороны — облегчение. Облегчение, потому что дошли до конца — это не могила. По-видимому, основным захоронением был именно ящик наверху. Нечто подобное встречалось ранее в Центральном Алтае. И тогда мы сконцентрировали все внимание на Олон-Курин-голе-6.
Олон-Курин-гол-6:
опоздали на два тысячелетия
Работаем. В центре могилы явно идет грабительский лаз. Тем не менее, и конструкция пазырыкская, и могильное пятно хорошо читается, размерами где-то 3×2,5 метра. Доходим до сруба. Бревна неплохой сохранности, но сверху — огромный проруб, почти на все перекрытие. Поверх перекрытия лежит нетронутая лошадка, невзнузданная, удила рядом. Нижняя часть сруба приморожена — мерзлота есть. Начинаем разбирать заполнение — внутри все переворочено, погребальный помост сдвинут… В общем, все было бы прекрасно, если бы древние грабители могил не опередили нас тысячелетия на два. Нам достались фрагменты костей от двух особей (женщины и очень маленького ребенка), обломки деревянных предметов, в том числе блюда, очень хороший гребень, шпильки для подбивки войлока, мелкие фрагменты золотой фольги…
Мы, конечно, были очень огорчены. Но, тем не менее, удалось взять прекрасные пробы льда на микробиологию. Со мной был генетик Саша Пилипенко, выпускник НГУ, аспирант ИЦиГ, сотрудник нашей группы по палеогенетике, отличный специалист — он и занимался этой работой. Мы взяли прекрасные пробы на дендрохронологию: над бревнами очень качественно поработал Игорь Слюсаренко. Удалось взять пробы и на генетику, потому что сохранились кости, зубы и даже немного мягких тканей на костях. То есть междисциплинарные задачи мы выполнили.
 |
| Коллективные усилия российских и немецких реставраторов.
|
Единственное, что прошло уже больше половины времени, а в нашей прекрасной полевой реставрационной лаборатории с полным набором химических реактивов лежали три фрагмента керамики — обломки горшка, который нам грабители оставили — и пара деревянных предметов. И все! Три года работы, даже если не говорить о деньгах! Нам уже стало не по себе. Герман мне говорит: «Давай возьмем еще маленький курганчик — время-то еще есть». Так и решили — боялись, что большой не успеем осилить.
Взяли маленький курган на соседнем могильнике Олон-Курин-гол-7, концевой в цепочке. И через день нам становится ясно, что это поминальный комплекс, причем гуннского времени. Такие есть в Туве, и мы несколько похожих раскопали на Укоке — обычно их пристраивали к пазырыкским могильникам. Находим прекрасный сосуд гуннского времени, косточки барана в маленькой каменной выкладке рядом — и все!
Тут уже становится совсем плохо. Я чувствую, что мои немецкие партнеры загрустили совсем. Говорю Герману: «Времени у нас мало, но все-таки есть. Берем последний курган с мерзлотой».
Олон-Курин-гол-10:
бриллиант еще не виден
Отдельный могильник Олон-курин-гол-10, метрах в семистах от предыдущего. Несомненно, пазырыкский. Берем самый большой курган, с мерзлотной аномалией. Идет классическая пазырыкская конструкция: низ выложен валунами и т. п. Чувствую, что неграбленый. Ребята работают уже «на зубах», понимая, что времени в обрез. Разбираем половину насыпи, выходим на материк, подчищаем — пятна нет! Хотя в центральной части в разрезе вроде бы виден могильный выкид. Какая-то Улан-Даба-2!
Может быть, это не для репортажа, но мне было очень плохо. Сижу я на этой ограде, передо мной все подчищено — и никаких следов могилы! Материк совершенно очевидный. Я уже «криминал» совершаю — то там лопаткой ковырну, то в другом месте… Очевидный материк! Немцы заговорили по-немецки и ушли докапывать гуннский поминальник. Нет, думаю, надо еще почистить.
Есть у меня такой Саша Овчаренко, прекрасный раскопщик. «Давай, — говорю, — Саня, пойдем с периферии». Начинаем с периферии — и тут наш «материк» начинает счищаться, а под ним — другой грунт! Я подбадриваю, мол, приз тебя ждет. И ближе к центру эта штуковина отходит коркой, и мы выходим на контакт могильного заполнения и настоящего материка.
Что эти древние хитрецы сделали, и, я думаю, сделали специально: выкид с самого дна могилы размазали по всей поверхности! И пятна не было видно: в разрезе торчит, а на поверхности не читается. И вот когда мы эту примазку содрали, ухватили границу пятна — как нарисовано! Зеленоватое заполнение могильной ямы на фоне красноватого щебнистого материкового грунта, огромный прямоугольник 3×2,8 метра!
Тут уже радость всеобщая. Кто что думал раньше, теперь не важно. Цель-то одна на всех!
Когда начали выбирать пятно, уже совершенно ясно стало: могила — неграбленая. Прошли сантиметров пятьдесят вглубь — в углу лежит довольно большой кусок черного войлока. Правда, взять его было уже невозможно — разложился. Идем дальше, и где-то на глубине ста восьмидесяти сантиметров упираемся в скелеты двух лошадей и крышку сруба. Расчищаем лошадей, и уже ясно, что будет мерзлота — на костях видны деревянные украшения.
 |
| Сруб из лиственницы сохранился великолепно.
|
А когда беремся за крышку сруба (он был почти метровой высоты, из трех лиственничных полубревен, причем сделан, как на укокском Верх-Кальджине — в виде усеченной пирамиды), становится ясно, что сруб — «мерзлый». У коней: верх — скелеты, а на ногах мягкие ткани сохранились. Сохранились даже желудки. Лошади были уложены прямо на крышку сверху, с северной стороны, как пазырыкские скифы это обычно делали, а ноги свесились, и их очень сильно приморозило. Тут мы уже в эйфории.
 |
| Украшения конской сбруи.
|
На обоих конских скелетах — прекрасные деревянные украшения в виде грифонов, железные удила с деревянными псалиями (деталь конской узды, связывающая удила с оголовьем. — Ред.), на одном — деревянный щит, из одной дощечки, может быть, даже вотивный (уменьшенная копия реального предмета, сделанная специально для сопровождения покойника в мир иной. — Ред.), потому что очень небольшой. Но очень тщательно выполнен, с орнаментом. На спине — остатки седел. Замечательно то, что сохранились деревянные планки от конструкции седла. На пазырыкских седлах этого раньше не находили, а тут вроде бы даже луки деревянные удалось проследить. А потом, когда я увидел псалии, стало ясно, что это, видимо, самый поздний пазырык, потому что псалии — явная имитация гуннских. Но деревянные. Судя по этим новациям, видимо, погребение датируется где-то началом III века до н.э.
Дальше все пошло замечательно. Разобрали коней, оконтурили сруб, вышли на материк. Ясно было, что весь нижний венец — во льду, сантиметров тридцать пять. Но сохранность сруба — такой не было даже на Укоке! Лиственница аж звенит! И это учитывая, что в округе на сотню километров дерева нет вообще — они его тащили, скорее всего, с Укока, через горный массив Сайлюгем.
Олон-Курин-гол-10: нашли!
 |
| Германское телевидение фиксирует все перипетии раскопок.
|
Работали с нами немецкие телевизионщики — 2-й канал государственного телевидения Германии. Они были в отряде с самого начала и всю нашу драму наблюдали и фиксировали. Мы копали Олон-Курин-гол-6, ясно понимая, что это грабеж, а им надо было уже уезжать. Но они поступили мудро и оставили одного своего оператора. Вот этому Максу как раз и повезло, потому что главное случилось на его глазах.
Срок его отъезда уже подходил, и мы решили снять при нем хотя бы одно бревно перекрытия. Дело к вечеру, завтра утром ему улетать, и мы начинаем приподнимать бревно. Я думал, внутри будет линза льда. А здесь не лед, а деревянная кровать, и усопший на ней лежит! И зачищать не надо: туда не попала ни земля, ни вода — вода замерзла ниже. Погребальное ложе льдом горбом вверх выдавило.
Мы подняли одно бревно, потому что его легче всех было поднять. Сразу в том же месте лежало огромное деревянное блюдо с куском курдючной части барана, причем мягкие ткани сохранились. Здесь же, в углу — огромный сосуд, раздавленный льдом.
Утром вскрыли перекрытие сруба. На погребенном — меховая шуба удивительной сохранности, даже лучше, чем на Укоке. И все это сразу лежит зачищенное! Реставратору Марине Мороз пришлось только час-полтора поработать кистью. Такого я не видел никогда.
А под кроватью — все во льду. И лед, который внизу, все сохранил. А поскольку и лошади, и весь сруб были закрыты сверху черной попоной из войлока (это новая черта, и местами эту попону даже удалось снять — она была неплохой сохранности), погребенный оказался в своеобразном «термосе» — снизу, пусть и небольшая, ледяная линза (Михаил Иванович нам сразу говорил, что аномалия под этим курганом небольшая), сверху — войлочная теплоизоляция. И этого хватило, чтобы вся органика, кроме мягких тканей тела (на этот раз, в отличие от Укока, покойный не был мумифицирован), сохранилась совершенно блестяще.
Тут уже совершенное наслаждение, а не работа. Фиксируем, потихоньку начинаем разбирать.
Каждый шаг — открытие
Что сразу принципиально новое — лук. Для меня всегда было вопросом назначение «вторых шапок», которые и раньше находили в пазырыкских погребениях. Потом Дима Поздняков с Наташей Полосьмак выдвинули гипотезу, что это не шапка, а крышка горита (деталь воинского сняряжения — колчан, совмещенный с налучьем. — Ред.). Так и оказалось. Тут она была in situ, полностью. Так мы, во-первых, установили, что наши коллеги были правы, а, во-вторых, сохранился сам лук.
Первый целый скифский лук: слоеный, склеен весь из тонких пластин дерева, почти щепок, и обмотан сверху тончайшей кожей, которая местами тоже сохранилась. Тонкая-тонкая, но различимая. И вот этот целый лук мы сняли в целости и сохранности! В комплекте с луком — деревянные стрелы без оперения, наконечники, вырезанные заодно с древком — точная имитация бронзовых. Еще из оружия — железный кинжал в ножнах, боевой железный клевец на крепкой деревянной рукояти — хоть сейчас им работай!
Роговой сосуд — четвертый из известных к настоящему времени. Вся эта триада —
глиняный сосуд, деревянный сосуд, роговой сосуд — на войлочных подставках… Деревянное блюдо с бараньим курдюком, железным ножом. Все традиции полностью соблюдены.
 |
| Выдающееся произведение древних резчиков — деревянная гривна.
|
Мужчина был в шапке, украшенной деревянными фигурками зверей, покрытыми тончайшей золотой фольгой. Навершие шапки, например — лошадка с козлиными рогами из золота… На шее — деревянная гривна: два волка, зад закручен, пастями друг на друга, и тоже в золотой фольге, которую, правда, удалось собрать только в мелких фрагментах.
Еще одна новая черта: все деревянные украшения на лошадях покрыты серебристой пленкой, пылью не пылью, не знаю, как назвать. По-видимому, они были покрыты оловом. У меня на Кальджине в 1995 году было зеркало-имитация: его лицевая часть была покрыта пленкой олова. Сейчас очень интересно установить, во-первых, как это делалось, во-вторых, олово это или какой-то другой металл. Я об этом уже говорил с академиком Геннадием Николаевичем Кулипановым. Он уверен, что на синхротроне это можно определить легко. В пазырыкской культуре такое покрытие дерева зафиксировано впервые.
Шуба на погребенном — великолепной сохранности. По пазырыкской моде — с «хвостом». Верх — сурок, подкладка — овчина. Первый полушубок, найденный на Укоке, был таким же: наружу — сурок, вовнутрь — овчина. Но тот был без хвоста. На шубе — соболий воротник. Мы еще с Мариной Мороз долго думали, что это такое: мешок не мешок… Оказалось, это был соболий воротник. Низ шубы оторочен беличьим мехом, причем зимней белки. На спине — великолепная меховая аппликация, какой-то геометрический орнамент. Шерстяные штаны — как новые. Но самые короткие из всех, что известны. Я думаю, это опять-таки гуннская мода — в Ноин-Уле все штаны были короткими. Зато очень длинные меховые сапоги с ботфортами. И, когда снимали шубу (уже в Улан-Баторе), нашли на груди кусочек кожи с татуировкой. Наше предположение, что пазырыкских скифов «кололи» всех, подтвердилось.
Тут уже все были счастливы безмерно. Ну, я-то такую вещь уже копал одиннадцать лет назад, а коллеги испытывали полную эйфорию, как я когда-то на Укоке. Надеялся еще раз испытать, но нет. Тогда у меня просто терялось чувство времени. Я спускался в яму в восемь утра, в обед мне приносили туда еду, выбирался в восемь вечера, когда солнце уходило, и мне казалось, что прошел всего час. Это было поразительно. Здесь, скажу откровенно, таких ощущений у меня уже не было. А вот у ребят, кто в первый раз, были точно. И наши немецкие коллеги были в полном восторге.
Самый старый аксакал
здешних мест
 |
| С академиком Б. Чадраа
|
Нас посетил президент Монгольской академии наук академик Б. Чадраа. Он крупный ученый, сразу понял масштаб открытия, и говорит: «Я сообщу Президенту страны». Через день нам уже пограничники сообщают, что к нам приедет Президент Монголии. Конечно, это огромная честь.
Президент Н. Энхбаяар — удивительно интеллигентный человек, учился в СССР, закончил МГУ, великолепно знает русский, как и его супруга. С ними были премьер-министр и другие сопровождающие лица.
 |
| Отряд посетил Президент Монголии Н. Энхбаяар.
|
Большинство находок мы показывали Президенту уже в лаборатории. Тут уже она работала на полную мощь. А большие вещи (блюдо, сосуд) мы специально до его приезда не снимали, чтобы показать на месте. Узнав о приезде Президента, собрались люди из окрестных юрт. И когда он пришел на курган, хорошо так пошутил: «С нами присутствует самый старый аксакал этого места — ему две с половиной тысячи лет».
Я ему все рассказал о наших работах. Он пообещал в новом здании Парламента отвести специальное место, чтобы выставить сруб, одежду, оружие. Единственная просьба была — сделать портретную реконструкцию. Естественно, сделаем. Для Герасимовской лаборатории это не составит труда. (Да, кстати, погребенный был рыжим. Настоящим рыжим, не крашеным, как и его предшественники на Укоке. Только без кос. Прическа у него тоже сохранилась, но волосы были собраны сзади хвостом).
А в конце разговора Президент спрашивает: «А как планируете вывозить находки?» Наверное машиной, отвечаю, потому что в маленький самолет большой ящик в дверь не влезет. Он говорит: «А если вертолет?» Если Ми-8, так вообще идеально! Но ведь это дорого! Президент отвечает: «А это уже наша забота. Какого числа прислать вертолет?» Я прикинул, назвал дату. Конечно, погорячился — назвал число так, что последние дни перед прилетом вертолета нам пришлось вставать в 5 утра, чтобы все успеть. Бревна ведь пилить нельзя, потому что сруб будет выставлен, поэтому Игорю Слюсаренко пришлось брать пробы на дендрохронологию сверлом. Потом бревна пропитали консервирующим составом, чтобы не дать начаться процессу гниения. Одним словом, успели.
 |
| Борт за уникальным грузом.
|
Прилетел пограничный вертолет, а на нем — сам командующий пограничных войск Монголии. Ми-8 — это сила: и сруб вошел, и ящик с находками. Все это мы отправили в Улан-Батор. Потом еще нас посетил посол Германии в Монголии. Тут же ВВС дал сюжет по всей Евразии, по нескольким монгольским телеканалам новость прошла.
Договорились провести в октябре пресс-конференцию в Улан-Баторе о наших совместных работах. Ведь здесь присутствуют как бы два уровня интеграции: международная (совместная российско-германско-монгольская экспедиция) и междисциплинарная. И уже есть результаты. Например, А. Пилипенко взял пробы на ДНК из разных частей тела и уже выделил ископаемую цепочку. Договорились с «Вектором» — там профессор В. Репин берется за микробиологию. Дендрохронология интереснейшая. По мерзлоте ценнейшие наблюдения сделала профессор Е. Слагода. Думаю, это будет выход на палеоклимат в голоцене. Междисциплинарная часть программы выполнена полностью.
Николай Леонтьевич Добрецов предложил провести пресс-конференцию не только в Монголии, но и у нас. В Германии профессор Г. Парцингер тоже ознакомит широкую общественность. Я считаю, что открытие, безусловно, мирового класса. Судя по той информации, которую удалось взять, следует ожидать принципиально новых научных данных.
Подготовил Юрий Плотников, «НВС»
Фото д.и.н Владимира Мыльникова,
ИАЭТ СО РАН
стр. 1, 6-7
|
