Печатная версия
Архив / Поиск

Archives
Archives
Archiv

Редакция
и контакты

К 50-летию СО РАН
Фотогалерея
Приложения
Научные СМИ
Портал СО РАН

© «Наука в Сибири», 2024

Сайт разработан
Институтом вычислительных
технологий СО РАН

При перепечатке материалов
или использованиии
опубликованной
в «НВС» информации
ссылка на газету обязательна

Наука в Сибири Выходит с 4 июля 1961 г.
On-line версия: www.sbras.info | Архив c 1961 по текущий год (в формате pdf), упорядоченный по годам см. здесь
 
в оглавлениеN 1-2 (2586-2587) 11 января 2007 г.

ИРАНСКИЙ ТРАНЗИТ

Уходящий год 2006-й оказался на редкость успешным для сибирских археологов. Особую строку в списке удач по праву занимает событие, о котором сегодня пойдет речь — первая российская археологическая экспедиция в Иране.

О ее непростой подготовке, перипетиях полевой жизни в незнакомой стране и многообещающих научных результатах корреспонденту «НВС» рассказывают участники феерического маршрута — академик Анатолий ДЕРЕВЯНКО, доктор исторических наук Анатолий ЗЕНИН и кандидат исторических наук Андрей КРИВОШАПКИН.

По следам архантропов

— Анатолий Пантелеевич, быть может, стоит начать с самой дальней предыстории. Известно, что к этим работам в Иране вы шли много лет.

А. Деревянко: История первоначального расселения человека на территории Евразии — одна из фундаментальных проблем археологии. Сегодня мнения археологов, антропологов, генетиков едины: родина человечества — Африка. Во-первых, только в Африке обнаружены останки австралопитековых, которые являются непосредственными предками человека. Во-вторых, именно в Африке найдены древнейшие каменные орудия вместе с останками древнейших архантропов. На реке Када Гона в Кении открыты уже более 16-ти местонахождений, причем как на поверхности, так и в стратифицированных условиях. Восточно-Африканский рифт является важнейшим районом на Земном шаре, где можно проследить динамику развития и самого человека, и его каменных орудий.

Раньше считали, что древнейшей была олдовайская индустрия. Теперь выясняется, что самая ранняя индустрия в Африке имела локальные варианты. В Када Гоне зафиксирована индустрия, которая, скорее всего, являлась истоком олдовайской. И в то же время на целом ряде местонахождений, наиболее ярко в Омо, представлена микроиндустрия. Видимо, на протяжении ранней эволюции рода Homo эти две индустрии являлись главными и определяющими для дальнейшего развития культуры человека. Первые выходцы из Африки также были носителями двух этих индустрий, которые достаточно хорошо прослеживаются на ряде наиболее древних раннепалеолитических памятников.

Одно несомненно — первые популяции людей, изготавливающих каменные орудия, вышли из Африки где-то 1,8 — 2 млн лет назад. Подтверждением бесспорности этой гипотезы является великолепное открытие в Дманиси, в Восточной Грузии, где к настоящему времени найдены фрагменты нескольких черепов вместе с орудиями олдовайского типа.

Часто задают вопрос о причинах выхода архантропов из Африки в Евразию. Ничего необычного в этом не было. В самом начале раннего неоплейстоцена — в конце плиоцена территории Евразии, Восточная Африка соединялась сухопутным мостом с Южной Аравией, и, очевидно, существовала возможность заселения Евразии не только через Ближний Восток, но и через Аравию. Экологические условия в Восточной Африке и на сопредельных территориях были равноценны (в это время широко распространились саванны), поэтому процесс расселения архантропов следует считать естественным. Иран, соседствуя с Ближним Востоком и Аравией, неизбежно становился главной транзитной территорией при заселении всей Евразии. И уже четыре года, с тех пор как стартовала комплексная программа «Первоначальное заселение Евразии», мы стремимся в Иран с целью его тщательного систематического обследования.

Восток — дело тонкое

А. Деревянко: В Иране в 40-60-е годы работало много археологических экспедиций — американцы, англичане, немцы, французы, в последнее время — бельгийцы. Но российской экспедиции не было ни одной. Вообще, если говорить об археологии Ирана, сами иранцы занимаются по преимуществу исламской и немного доисламской археологией. А ранние памятники исследовали в основном иностранные экспедиции. И все они работали на юге, юго-западе, юго-востоке Ирана, преимущественно в Загросской орографической системе. Там обнаружено много местонахождений, большей частью среднепалеолитических и, может быть, переходных от среднего палеолита к верхнему, предориньякских.

Иллюстрация

Но для нас самый большой интерес представляет север Ирана — Южный Прикаспий, провинции, граничащие с Кавказом, Центральной Азией, Пакистаном. Экспедиции нашего института работают в Дагестане, в Узбекистане, Казахстане, Монголии, где найдены очень древние, раннепалеолитические местонахождения. Эти территории вполне могли быть заселены древними популяциями человека из Ирана.

Три года мы вели переговоры. Два раза приезжали к нам из Ирана небольшие делегации, вел я переговоры и в посольстве, и в Министерстве иностранных дел. Все были «за», а дело не сдвигалось с мертвой точки. Наконец, в прошлом году мы с Андреем Кривошапкиным прилетели в Тегеран. Два дня вели переговоры и обо всем договорились — с середины сентября до 20 октября 2006 года мы проводим совместные работы в Иране.

— Кто в Иране занимается организацией иностранных экспедиций? Академия наук?

А. Кривошапкин: Академия наук в Иране есть, но в ней нет гуманитарного направления. Иранская Академия наук, по сути, больше общественная организация. Помимо нее существует ряд научных учреждений, которые зачастую независимо друг от друга занимаются исследовательской работой. И пока мы осознали эту систему, прошло какое-то время.

Археологическими исследованиями заведует организация, которая называется Центром культурного наследия и туризма — своего рода Министерство культуры. Внутри него существует Иранский центр археологических исследований. Соответственно, именно с ними и нужно было вести переговоры, что мы в итоге и сделали. Тем не менее, несмотря на имеющийся у данного Центра значительный опыт проведения совместных с иностранцами экспедиций, момент организации самого начала работ как-то хромает. Честно говоря, не совсем понятно, почему. Когда мы приехали в Иран, особых проблем не было — все в личном порядке решалось. Такое ощущение, что все-таки «Восток — дело тонкое», и многое там решается с глазу на глаз, в личном разговоре. По переписке, возможно, «слишком западный» стиль общения.

Внутри Центра археологических исследований достаточно четко разграничены обязанности. Есть специальный отдел международных связей, который и должен вести всю переписку, ставить в известность директора о наметившихся проектах и т.д. В этом центре постоянных активных членов двое — девушка и парень. Девушка достаточно «прозападная» по образованию и стилю мышления, постоянно отвечала на e-mail-ы. Но, поскольку она действительно активна, то часто была или в экспедиции, или в зарубежной командировке. А парень почти постоянно был там, но на письма не отвечал. Мы с января их закидывали и факсами, и e-mail-ами, и звонили регулярно… Все время попадали на какого-нибудь секретаря, который, естественно, всей информацией не владел, но обещал передать начальству. Скорее всего, конечно, он что-то передавал по инстанциям, но ответа опять не было. Пытались добиться какого-то ответа по разным линиям, и через наше посольство, и через иранское… До самого последнего момента ничего не было известно. В конце концов та девушка, что отвечала на e-mail-ы, вернулась из зарубежной командировки и написала нам, что все в порядке, можно прилетать.

Все было в принципе готово, но проблема заключалась в визах. Лететь — нужно приглашение. В Иране система получения виз такая же, как у нас в России, то есть требуется не просто приглашение от какой-либо организации, но официальное приглашение от Министерства иностранных дел. Мы посылаем им свои персональные данные, цель и продолжительность визита, они эту информацию обрабатывают, и только потом МИД высылает требуемое приглашение в Москву, в иранское консульство, после чего виза оформляется буквально за полдня. Приглашение пришло в консульство, когда мы уже были в Москве, с авиабилетами на руках туда и обратно, но без визы… Слава Богу, в последний момент все получилось.

В чужой монастырь
со своим уставом не лезь

А. Кривошапкин: Прилетаем 15 сентября в Тегеран и по ходу переговоров на месте выясняем новые подробности, которых раньше не знали, и которые несколько сбивают наши планы. В частности, оказалось, что никаких земляных работ в первый год исследований проводить нельзя. С одной стороны, система достаточно стройная и понятная. На первый год делаешь заявку на разведку, во время которой не имеешь права копать. Если что-то находишь, на следующий год заявляешь разведочные работы на уже известном памятнике. Дело в том, что для получения разрешения на стационарные работы нужно указать конкретное место, название памятника, где ты будешь копать. Естественно, в первый год, когда идет только поиск объектов, это невозможно. И даже если заявляешь шурф или раскоп, площадь вскрытия строго ограничена в размерах, и шаг вправо — шаг влево не разрешается. Была ситуация, когда бельгийская экспедиция выбрала объект — известную пещеру в Загросе, заявила для раскопок шурф 2 × 2 метра. Начали копать, и в шурфе вылез большой камень. Так и мучились, извивались вокруг этого камня в отведенных пределах.

Из-за этой достаточно логичной методики международные экспедиции, которые работают в Иране, предпочитают не терять год на предварительную разведку, а вести раскопки на старых, уже известных объектах. Конечно, смысл в этом есть, потому что работы сейчас проводятся более тщательно, чем, к примеру, в 60-х годах. Сегодня имеются совсем иные возможности, связанные с применением естественно-научных методов в археологии. Вот и выходит, что исследователи получают новые датировки, уточняют стратиграфию, палеоклимат, но новых объектов не открывают.

Апология «УАЗа»

А. Кривошапкин: Система экспедиционного транспорта в Иране отличается от нашей. Мы планировали сразу в Тегеране нанять машины и на них совершить весь маршрут. Нам предложили другой вариант: арендовать транспорт в центре каждой провинции или даже в каждом из ее городов. Отрабатываем район, машина нас довозит до следующего пункта, где мы вновь будем нанимать машину. На самом деле, такая система для Ирана оказалась удобнее, причем даже в финансовом плане. Если с самого начала машину арендовать в Тегеране, оплата идет посуточная, и это более накладно, чем аренда на местах.

Еще оказалось, и здесь вступает в силу человеческий фактор, достаточно важный, что водитель, выбранный в одном месте, может сильно отличаться от водителя, нанятого в другом. В провинции Ардебиль, например, у нас были два водителя, которые старательно берегли свой транспорт — ездили по проселочной дороге со скоростью 20 км/ч. Зато на трассе лихачили так, что сопровождающие боялись, как бы чего не вышло. Если бы мы весь маршрут ехали с ними, было бы непросто.

При том, что дороги великолепные. Хоть боком катись! Идет автострада, разделяется на две — размер остается прежним. Тут главное — указатель прочитать правильно. Потому что ответвление такой же ширины, в четыре полосы, может вести в горный кишлак о трех домах.

Попадались и очень хорошие водители. В Мазандаране возили нас два друга, солидные дядьки уже хорошо за пятьдесят. Как оказалось, для них это было хобби. Директор Центра, их знакомый, сказал им, что приехали археологи. А археология в Персии — это прежде всего золото, Персеполь и пр. Им было просто интересно посмотреть, как находят золото. Палеолит для них, естественно, ничего не значил. Как потом выяснилось, оба оказались достаточно обеспеченными людьми, директорами каких-то предприятий.

Мы сначала с ними ездили на лендроверах, потом один приехал на своем совершенно шикарном комфортабельном джипе и говорит: «Поехали на нем в разведку». — «Как, по буеракам?» — «Да мне лендровер уже надоел». Как выяснилось, лендровер — ужасно неудобная машина, тесная. Если вдвоем сидеть спереди, а в пассажирский отсек вещи складывать, тогда еще можно ехать. А если, как у нас, по пять-шесть человек на машину, и сзади, как положено, четверо, они ждут следующей остановки с нетерпением. Садиться приходится поочередно, колени встык «ёлочкой», ни вправо, ни влево не шелохнуться, сиденье жесткое… «Уазики» наши мы вспоминали просто с трепетом! Все-таки пока «УАЗ» — самая лучшая машина для полевых работ. Наговаривают на наш транспорт. Быть может, он недостаточно комфортабелен, но для разведки, когда требуется и проходимость, и вместительность, и грузоподъемность, «уазик» незаменим.

Ардебиль — вторая Монголия

Иллюстрация
Провинция Ардебиль, первая находка.

А. Зенин: Из Тегерана мы приехали в город Ардебиль — столицу одноименной провинции. Это очень важный в плане нахождения раннепалеолитических комплексов район, потому что относительно близко находятся азербайджанский Азых, грузинский Дманиси, дагестанский Дарвагчай — памятники значительной древности. Плюс выгодная геоморфология — большие участки обнаженных древних поверхностей, что значительно облегчает разведку. И действительно, провинция Ардебиль дала самый большой материал. Все местонахождения абсолютно новые — ранее на этой территории археологические работы по поиску палеолита не проводились.

Иллюстрация
Провинция Ардебиль, «пикник на обочине».

Наметили несколько районов для более детального обследования. Начали с крайнего северо-восточного угла, у самой границы с Азербайджаном — города Биля-Савор. С азербайджанской стороны есть одноименный населенный пункт. Из этого Биля-Савора мы совершали маршруты вдоль границы с Азербайджаном с целью поиска древних террас Каспийского моря — с надеждой обнаружить ситуацию, подобную Дарвагчаю в Дагестане. От моря это достаточно далеко, в пределах нескольких десятков километров. Дело в том, что там, где река Карасу впадает в Аракс, наблюдается резкое понижение высот — в абсолютных отметках до 100 метров. А известно, что Каспий поднимался почти до двухсот. Понятно, что мы выходили на древние береговые линии Каспия. На поверхности древних террас преимущественно были найдены комплексы среднепалеолитические и верхнепалеолитические. Нашли несколько одиночных артефактов, по облику сходных с древнейшими орудиями Дагестана, но насыщенных комплексов аналогичного возраста не обнаружили. Однако, в Дарвагчае тоже находок почти не было, пока шурфы не поставили. Но сам факт наличия древней микроиндустрии, аналогичной дагестанской, подтвердился. Несомненно, в эпоху раннего палеолита человек здесь бывал.

Отработав здесь, мы переместились в город Мешкеншахр, где обследовали территорию вокруг древнего вулкана. Рассчитывали обнаружить хорошее сырье — обсидиан, что характерно как раз для Кавказа (Армении, Грузии). Но не было обсидиана. Вообще сырья, из которого можно делать каменные орудия, оказалось на удивление мало по сравнению с той же Монголией. Здесь орудия делали из морских галек, очень древних. Вообще, этот район — вылитая Монголия. Высотные отметки — 1400 — 1600 м, плато… Первое ощущение, что здесь мы уже были, настолько все знакомо и привычно. Только огляделись, и сразу понятно, где искать. Комплексы по преимуществу среднего палеолита, типологически родные и знакомые, как в Монголии и Казахстане: нуклеусы, скребла, частично бифасиальные изделия.

Иллюстрация
Провинция Ардебиль, дорога в Хальхаль.

А потом мы перебрались в город Хальхаль, где отрабатывали третий район. Логичнее было бы сразу в другую провинцию проехать, но без заявки границу пересекать нельзя. Вот в этом районе мы и обнаружили интересный комплекс, предварительно отнесенный по типологическим характеристикам и сохранности поверхности к доашельской эпохе. Конечно, сам по себе «архаичный» облик артефактов — не показатель. Но вот чисто технологически и типологически — бесплощадочный способ расщепления, характерный набор изделий: многогранники, чопперы, примитивные скребла… Ну и геоморфологическое положение — достаточно высоко от реки… Все это указывает на его очень большую древность.

В целом в провинции Ардебиль мы нашли 34 местонахождения, учитывая, что истратили на ее обследование меньше десяти дней. Главные выводы: очень большая насыщенность палеолитическими памятниками, в основном среднего палеолита; возможно, есть переходные комплексы от среднего к верхнему палеолиту; безусловно, есть неолит. И есть свидетельства присутствия самых ранних памятников: тот комплекс, о котором мы говорили, и достаточное количество единичных находок, подобных дарвагчайским. Провинция буквально набита археологией. Понятно, что в древности район был заселен хорошо. Там можно работать и работать.

Прикаспийские субтропики

А. Кривошапкин: Следующую провинцию — Гилян — мы практически осмотрели из окна автомобиля. Субтропики с густым лесом, все застроено — без зачисток и шурфовок там делать нечего. Проехали по основным речкам в приустьевой части. Где есть выходы мелового кремня, там присутствует и археология, в основном верхний палеолит. Но собирать не стали.

Иллюстрация
Провинция Гилян, центр археологических исследований и туризма, г. Рашт.

Во-первых, сама задача проекта «Первоначальное заселение Евразии» заключается в поисках раннего палеолита. Во-вторых, уже в Ардебиле материала набрали полную машину. Вывозить нельзя никаким образом, поэтому в Тегеране это все надо было описать, зарисовать и сфотографировать. Естественно, мы стали осознавать, что не успеем этого сделать. Спасло то, что в Гиляне без лопаты делать нечего, а условия для камеральной обработки оказались очень хорошими.

Иллюстрация
В посольстве РФ в Тегеране.

В Тегеране мы встречались с нашим российским послом, и он предложил нам остановиться в Раште на территории российского консульства. Оно какое-то время было заброшено, сейчас потихоньку возвращается к жизни, но еще не открыто. Это большой дом, где сейчас живет семейная пара: отставной подполковник с опытом дипломатической работы и его жена, и они потихоньку восстанавливают консульское хозяйство. Мы у них остановились и сели за обработку коллекций. И, собственно говоря, с ардебильскими находками мы в Раште справились: часть зарисовали, большую часть описали.

А. Зенин: Проведя четыре дня в Раште, мы переехали в провинцию Мазандаран. В плане поиска стратифицированных памятников, пожалуй, эта провинция наиболее перспективна. Что там было привлекательно для древнего человека, так это выходы отличного качества мелового кремня. Соответственно, практически по каждой речушке есть стоянка древнего человека. Нами, несмотря на ограничения в проведении раскопочных работ, были найдены несколько стратифицированных памятников. Подъемный материал собираем, смотрим в дорожной выемке разрез — есть артефакты. Но пока в той провинции найден только средний и верхний палеолит. Без шурфовки найти там ранний палеолит очень проблематично.

Иранские коллеги

А. Кривошапкин: Кроме россиян — четверых новосибирцев и профессора Стеблин-Каменского из Санкт-Петербурга — в отряде было трое участников с иранской стороны: один сотрудник археологического центра и двое магистров — итого восемь человек. И почти всегда с нами был представитель местного археологического центра или даже двое. Все иранские коллеги — люди очень доброжелательные и настроенные на сотрудничество.

Иллюстрация
Провинция Мазандаран, Гохар-тепе.

В Сари, административном центре провинции Мазандаран, ведутся раскопки большого многослойного тепе — поселения бронзового века. Руководитель — парень пробивной, активный, умный. Вокруг него сложилась группа студентов и магистрантов. Видно, что человек заинтересован и в более ранних вещах, в комплексном исследовании своей провинции. Он нам показал несколько палеолитических памятников, которые нашел, но не исследовал, потому что, как сам говорил, в каменном веке не разбирается, а своих палеолитчиков в этой провинции нет. У нас была пара разведок, во время которых он устраивал показательные мастер-классы: брал с собой студентов и вез с нами, чтобы мы им показали методику работ. Представь, разведочная группа: пять или шесть машин — наших две и три-четыре «Мазды» кузовные, студентов человек 10-15. Этакий автопробег колонной по горно-проселочным дорогам. Разведка называется. Но это показывает, как человек относится к своей профессии. Помимо исследований своего памятника он использует любую возможность дать дополнительные знания своим студентам. Прекрасные сложились с ним отношения, и сама провинция оставила замечательные воспоминания.

Иллюстрация
Провинция Мазандаран, пещера Наргизи.

В Мазандаране мы обнаружили хорошие памятники среднего и верхнего палеолита, в том числе и стратифицированные: мастерские, стоянки… Но, повторяю, без шурфовки там работать смысла нет. Разведка показала, что разведывать там ничего и не нужно — можно приезжать и сразу приступать к раскопкам в любом месте, настолько провинция богата палеолитическими стоянками. По предварительному технико-типологическому анализу обнаруженных артефактов средний палеолит этого региона очень похож на загросский. Но Загрос — регион достаточно хорошо изученный. Южный Прикаспий фактически не известен в палеолитическом отношении. Поэтому можно отрабатывать все варианты: как происходили контакты с соседними территориями вдоль побережья, каким образом шли связи с Загросом через горные массивы… Все это будет очень интересно выяснить.

Гулистан

А. Зенин: После Мазандарана переехали в провинцию Гулистан, город Гомбеде-Кавус. Там мы жили непосредственно в Центре археологических исследований. Двухэтажный дом, в котором и ковроткаческие мастерские устроены — приходят туда народные умелицы, ткут ковры, тут же лабораторные помещения и т.д. Директор этого центра почти все время с нами проводил.

Геоморфологическая ситуация в этой провинции двойственная. Когда мы поднимались в горы по речкам, наблюдали ситуацию, близкую Мазандарану. Осмотрели несколько пещер, в частности, пещеру, которую в 1964-м году копали американцы. Там Мак-Бёрни заложил шурф буквально в полтора метра. Объект для исследования просто великолепный: хорошая стратиграфия, археологический материал относится к среднему палеолиту.

Дальше на северо-восток, ближе к Туркменистану, уже пошли другие формы рельефа — многометровые лессовые отложения. Без зачистки, без шурфа, без карьера, грубо говоря, делать там просто нечего. Район для работы очень тяжелый. Чудовищные лессовые толщи, как у Ранова в Таджикистане. И насыщенность та же. Стоит огромнейший разрез с погребенными почвами, но всего два артефакта. Как представишь — чтобы дойти до этой погребенной почвы, надо эти двадцать метров лесса вскрыть… В наших условиях это просто нереально. Тем не менее, некоторое количество подъемного материала мы все равно собрали.

Мелочи жизни

— Поговорим о реалиях полевого быта. Как насчет кормежки?

А. Кривошапкин: Специфично. Национальная кухня оказалась достаточно однообразной: либо курица, либо сплющенный кебаб (молотый шашлык) с рисом… Только, например, в Узбекистане, где я работаю уже изрядно лет, кебаб получается сочный, а в Иране — сухой. У иранцев другой способ готовки. Те же шашлыки в Иране готовят практически на открытом огне, в большинстве случаев мясо сохнет. Такого восточного изобилия, какое возникает в воображении при слове «Персия», не было. Узбекскую кухню в Иране я вспоминал с затаенной грустью. Поэтому, когда было время и возможность, с удовольствием готовили сами. Тем более, что все в отряде имели большой опыт и кулинарные способности.

— Комар есть?

А. Зенин: Везде. Мелкий и противный. Но только ночью. Во всех четырех провинциях ночью всегда сетки ставили. Днем ни одного нет. Да и вечером, в общем, нет. Бывало, задерживались в маршруте — идешь поздно по лесу совершенно беспрепятственно. Ложишься спать — зазвенели!

— Были сложности режимного порядка?

А. Зенин: В пограничных районах, как мы убедились, никаких видимых ограничений нет. Мы свободно передвигались вдоль границы. Речка — граница. Едем по берегу — ни разу не спросили документы. Тем более, что все документы в гостинице. Закон там такой: в гостиницу селишься — паспорт сдаешь. А на руках документов нет. Но никаких сложностей полицейского характера не было. Только один раз нашего водителя оштрафовали за непристегнутый ремень.

— А как насчет санитарии?

А. Зенин: Традиция накопления культурных слоев осталась — все на улицу выбрасывают. Когда мы вернулись в Тегеран, уже священный месяц рамадан шел. Днем правоверным есть нельзя, поэтому и не мусорили. За это время успели столичные улицы прибрать, навести порядок. А в горных кишлаках Ардебиля — жуть какая-то! Все изъедено оврагами. Дом стоит на краю оврага, соответственно, мусор — в овраг. Неоднократно возникало желание кишлак сфотографировать: горы красивейшие, глиняные дома на обрыве… Но полоса мусора, скатывающаяся от дома в овраг, весь кадр портит.

Итоги и планы

А. Кривошапкин: Задачей этого года было найти раннепалеолитический памятник с перспективой проведения стационарных раскопок на следующий год. Однако стратифицированного памятника этой эпохи нам пока найти не удалось. А исследования среднего и верхнего палеолита в рамках проекта «Первоначальное заселение Евразии» не предусмотрены, потому что стоит задача именно проследить древнейший миграционный путь человеческих популяций. Поэтому данные, собранные в этом году, мы обязательно опубликуем — пусть пользуется любой, кто заинтересуется. Возможно, сами когда-нибудь к этим памятникам вернемся. А на будущий год планируем продолжение разведочных работ.

А. Зенин: Но поставленные перед собой в этом году задачи разведки мы выполнили: доказали, что в этих районах есть памятники разного характера, разновременные, разной приуроченности к отложениям и формам рельефа. На основании наших разведочных данных можно определять стратегию раскопок на годы вперед, планировать десятки экспедиций.

А. Деревянко: Главное — что первая российская археологическая экспедиция в Иран состоялась. Мы начали работы и открыли более 40 местонахождений. Это большой успех: никто за столь короткий срок не открывал такого количества новых палеолитических местонахождений. Некоторые из них уникальны.

На следующий год мы запланировали обследовать восточные провинции, граничащие с Афганистаном и Пакистаном — Хорасан и Белуджистан. Территория вдвое больше, чем в этом году. И, конечно, надеемся на наш профессионализм. И немало — на удачу!

Беседовал Юрий Плотников, «НВС»
Фото А. Кривошапкина

стр. 6-7

в оглавление

Версия для печати  
(постоянный адрес статьи) 

http://www.sbras.ru/HBC/hbc.phtml?8+402+1