ЖИЗНЬ, ДОСТОЙНАЯ
ГЛУБОКОГО УВАЖЕНИЯ
Каждый, кто подолгу бывал в наших сибирских лесах, знает, что среди великого множества кряжистых и развесистых, молодых или уже трухлявых деревьев, вдруг встретишь высоченное, стройное, пронзительно светлое, теплое дерево… И как бы ты ни спешил по охотничьим или другим промысловым делам, непременно хоть на минутку остановишься около него, просветлеешь, отдохнешь и пойдешь дальше, унося в душе неосознанное чувство праздника и признательности за встречу.
Н. Малиновская
Таков в людском сообществе Владимир Митрофанович Зубарев, седоголовый, седобородый ветеран Великой Отечественной, капитан второго ранга — человек очень трудной судьбы, которая научила его житейской стойкости, мудрости и доброте.
Я видела его у Монумента Славы, куда он приходит прикоснуться душой к памяти не вернувшихся с фронта земляков. Он долго молча стоит у пилонов, перечитывая знакомые и незнакомые фамилии; мысленно идет по улице и поименно называет мне имена своих земляков из села Суйга Бакчарского района Томской области. Села особенного, поскольку все его жители, отцы многодетных семей, мужики хозяйственные, трудолюбивые — бывшие кулаки, которых как спецпереселенцев горькая судьба в 1930-е годы с разных концов государства великого закинула сюда, в Васюганские болота.
У Владимира Митрофановича Зубарева феноменальная память: в свои 83 года он поименно помнит каждого из них и свято, уважительно чтит память воинов, сложивших свои головы на полях сражений за землю русскую, свое Отечество. Помнит и тех, кто израненный вернулся с жестокой войны, Отечественной.
Ежегодно 9 мая Владимир Митрофанович Зубарев стоит у Вечного огня. А колесница истории с грохотом канонады, снова и снова катится по его судьбе. В воспаленной памяти кадр за кадром, как в ленте документального кино, проносятся события далеких сороковых.
В.М.: «Тревожный 1942. Едва закончили посевную, прискакал вестовой, привез повестки из военкомата 18-летним парнишкам — последней опоре матерей и колхоза. Вспоминается молодой священник, молдаванин Боря Борщ, который дал напрокат штаны (с обещанием вернуть их, как получу солдатское обмундирование), свои-то холщовые, латаные-перелатаные, уж больно нетоварный вид имели. Сосед дед Шипулин специально забежал попрощаться, пошептал что-то, перекрестил и зашил в рубашку какой-то камешек: «Это, чтобы ты живым, сынок, вернулся». Вспомнились суровые, молчаливые, плохо одетые женщины-труженицы, провожавшие нас, стриженых под орех новобранцев. И, конечно же, мама…
Но об этом лучше не вспоминать: мысли, как потревоженный пчелиный рой, ударяют и жалят очень жгуче и до слез больно. Думал, с годами воспоминания о маме потеряют остроту. Ан, нет! Разве можно забыть, как в феврале 1930 года раскулачивали и ссылали нашу семью из Карпысака Тогучинского района в Томскую область под надзор Галкинской комендатуры? Сидя в розвальнях, мама, плача, прижимала к себе трех полураздетых малолетних детей: меня, Петю и грудную, полуторамесячную Грашу. Сестренка замерзла и умерла в дороге. Конвой не разрешил остановить обоз и похоронить ее. Так и зарыли они с отцом малое дите свое в снег под кустом, возле деревни Пихтовка. За 300 километров от места поселения, втайне от комендатуры, ходила мама через тайгу обратно в Карпысак, к оставленному там старшему 12-летнему сынишке Саше — инвалиду, которого как сына кулака — «врага народа» выгнали из школы. А позже, зимой 41-го, когда сын Петя, весь в чирьях от простуды, сбежал домой с рыбалки, его, «дезертира», поймали, посадили в Томске в тюрьму. Там он от голода съел кусок кожи от ботинка и умер в мучениях. Среди ночи, когда ветер рвал ставни и двери, мама раздетая, босая выскакивала в сени с криком: «Сынок! Петя вернулся!» Ее роскошные волнистые волосы поседели и прядями выпадали вслед за гребнем!
…Сейчас уходил на фронт я… А рядом шагала, прижимаясь по-детски к моей руке, моя мама, терпеливая, многострадальная женщина. Отец, инвалид из-за язвы желудка, был взят в трудовую армию, уже работал на «Сибсельмаше» в Новосибирске и проводить меня не мог. Мама смотрела на меня сухими от выплаканных слез глазами и не могла насмотреться. У меня сжималось сердце при взгляде на нее. Я храбрился, хорохорился, подбадривал ее и обхватившего мою тощую шею ручонками младшего пятилетнего братишку Федю…
Какое ж надо было иметь огромное сердце, чтобы вместить всю боль потерь, тревог и слез за судьбу своих детей и мужа. На такой подвиг способна только Мать, только наши российские матери…
Призыв в армию я воспринял с очень сложными чувствами. Отлично помнил, с какой радостью и гордостью все босоногие пацаны за много километров от нашей деревни бегали встречать Егора Жукова, он возвращался с боев на озере Хасан. На его гимнастерке была медаль «За отвагу», которую каждый из нас стремился почтительно потрогать руками, и каждый, сделавший это, был счастлив.
Я оглядывался на исхоженные вдоль и поперек леса и болота до боли родного теперь края, в котором прошло мое очень-очень нелегкое ссыльное детство. Уходя в армию, первый раз в жизни я покидал этот край. Увижу ли вновь его когда-нибудь? Я шел на войну защищать мою маму с отцом, моих братьев, друзей и знакомых мне односельчан. Я шел на войну защищать свою землю, свою малую родину, свою горемычную Суйгу и ее многострадальных обитателей. С песнями и слезами последних «мужиков» провожало все село: женщины, немощные старики и младенцы.
От Бакчара до Шегарки 180 километров мы прошагали пешком, там я впервые увидел паровоз, поезд, теплушки, а позже пассажирский вагон, в котором нас привезли в г. Бердск. Впервые в жизни я надел новое белье, гимнастерку, брюки, ботинки с обмотками и впервые в жизни наелся супом, а хлебные крошки в котелке собрал пальцем. Так началась моя армейская жизнь…
…В нашей семье жила давняя воинская традиция. Все мужчины Зубаревы и Пищаскины (по маме), которые могли держать оружие, были призваны на защиту Отечества. Имена 14 из них — на Монументе Славы. Так было всегда. В 1905 году мой дед Зубарев Филипп Кузьмич за участие в русско-японской войне получил Георгиевский крест, высшую военную солдатскую награду. Он служил в знаменитом Мокшанском полку, 219-й батальон которого, защищая Отечество, героически погиб под Мукденом. Об этом поэт С. Петров и композитор, военный дирижер И. Шатров написали вальс «Мокшанский полк на сопках Манчжурии», воссоздающий картину этого сражения.
В 1914 году мой отец Митрофан Филиппович Зубарев был мобилизован для участия в Первой мировой войне, отправлен на Юго-Западный фронт, участвовал в Брусиловском прорыве, воевал в Австрии. И вот пришел мой черед участвовать в самой кровопролитной войне ХХ века.
В г. Бердске за неделю нас обмундировали, обучили колоть штыком, ползать по-пластунски, собирать, разбирать винтовку, загрузили в эшелон и «прямой наводкой» — на Воронежский фронт в составе 30-го ЗАП (запасного армейского полка). Фронт срочно нуждался в пополнении. Артиллерии нужны были топографы, топовычислители и радисты. В считанные дни я освоил эти профессии.
Через две недели — первый бой под ст. Митрофановка. Я — рядовой действующей армии. И так два с половиной года непрерывных боев. Связь — это глаза и уши истребительной противотанковой артиллерии».
Вместе с полком Владимир Митрофанович Зубарев прошел суровый боевой путь от Воронежа до города Грац в Австрии. Участвовал в жестоких боях за освобождение сотен деревень, поселков и городов: Харьков, Донецк, Апостолово, Одесса. Воевал в Румынии, Болгарии, Венгрии, Югославии, Австрии. Сохранил феноменальную память о грозных событиях тех лет, помнит фамилии и имена боевых командиров и однополчан, десятки эпизодов из боевой жизни. В мае 1944 при форсировании Днестра, когда 762 полк РГК под артобстрелом переправлялся на наспех сколоченных плотах, В. Зубарев был тяжело ранен — три осколка попали в череп, скулу, позвоночник.
Враг яростно сопротивлялся. Полк, с боем захвативший рубеж на противоположном правом берегу Днестра, нес большие потери, требовалось подкрепление, а связь прервалась.
В.М.: «Врач мне накладывал повязку. Слышу взволнованный голос командира полка Леонова: „Как он? Живой? Передать может? Зубарев! Зубарев! Володя, выручай! Вызывай помощь! Координаты помнишь?“ Мне подтолкнули под руку аппарат, приложили к залитой кровью голове наушники и, превозмогая оглушительную боль, сделав неимоверные усилия, я сосредоточился и стал работать ключом, выбивая знакомые коды. Через несколько минут по указанным координатам загрохотали наши пушки, пошла пехота».
Мужество раненого связиста В. Зубарева, вызвавшего подкрепление с противоположного берега, спасло полк от гибели, а операцию от поражения. Бой был выигран! Мужество и профессионализм, проявленные Владимиром Зубаревым в Великой Отечественной, отмечены двумя медалями — «За отвагу» и «За боевые заслуги» — орденом Красной Звезды (1944), Орденом Отечественной войны 1 степени, двадцатью юбилейными медалями, знаком «Фронтовик».
В.М.: «Берлин пал. 9 мая 1945 г. окончилась Великая Отечественная война. Конечно, я, как и все солдаты, рвался домой. Но солдата по жизни ведет военная дисциплина. Меня приказом направили в Военно-политическое училище Южной группы войск в г. Фегераш (Румыния), а по окончании — в Севастополь, служить на Черноморский Флот».
…После войны дети-беспризорники, как птицы на юг, устремились на Черноморское побережье. В Ленинграде и Севастополе были образованы два военно-мореходных училища (школы), которые должны были укомплектовать детьми, потерявшими отцов на фронтах Великой Отечественной войны.
В.М.: «Я сердцем воспринял трагедию этих пацанов — безотцовщину, их стремление самоутвердиться, казаться взрослыми, независимыми, смышлеными, и с удовольствием включился в воспитательный процесс. Грязных, голодных, озорных мальчуганов морской патруль собирал по всему Черноморскому побережью. Привозили, стригли „под Котовского“, мыли, одевали во флотскую форму, обували в ботинки с подковками, сытно кормили и, приставив к ним опытных мичманов-воспитателей, ставили в строй, садили за парты, обучали жить по воинскому Уставу… Вскоре я приказом был переведен на Тихоокеанский Флот и прослужил шесть лет».
Вернувшись в г. Новосибирск, В. Зубарев заочно окончил истфак Новосибирского государственного педагогического института и в полной мере за последующие тридцать пять лет работы реализовал свой организаторский, педагогический, пропагандистский талант. Работал директором 81-й и 168-й школ; преподавателем истории, заместителем директора по воспитательной работе, военным руководителем 22-й и других ведущих школ Новосибирска. Работал талантливо и увлеченно. Его школы много лет держали первенство в областной военно-патриотической игре «Зарница». Среди воспитанников, с которыми Владимир Митрофанович продолжает общаться, губернатор Новосибирской области Виктор Толоконский, начальник штаба танкового полка полковник Андрей Новосельцев, 18 старших офицеров, преподаватель НЭТИ д.т.н. Алексей Киселев, семья погибшего в Афганистане Героя России Вячеслава Захарова и много других талантливых граждан-патриотов.
После выхода на пенсию Владимир Митрофанович семь лет был начальником штаба Гражданской обороны Западно-Сибирского территориального Управления Госрезервов СССР. Много лет, являясь членом совета Общества защиты Российского Флота, он работает в музеях боевой славы Областного Дома учителя, многих школ и общественных патриотических клубах г. Новосибирска, выступает перед ребятами допризывного возраста и на уроках мужества, перед школьниками.
«В любые времена, в дни мира и войны
Дана нам жизнь одна, которой нет цены», —
сказал мудрый аварский поэт Расул Гамзатов.
Глава подготовленной к печати книги
«Мужество жить» — о судьбах
спецпереселенцов в Сибири.
стр. 10
|
