О СВЕТЛОМ ДОРОГОМ ЧЕЛОВЕКЕ
О Николае Николаевиче Ворожцове сказано и написано много. Я хочу рассказать о нем как о человеке, сыгравшем решающую роль в судьбе Валентина Афанасьевича Коптюга, а, следовательно, и в моей судьбе, и судьбе всей нашей семьи. Очень жаль, что Валентин Афанасьевич не смог сам написать о Николае Николаевиче, которого он очень любил и, можно сказать, боготворил.
И. Михайлова, кандидат химических наук
То, что Валентин Афанасьевич стал в 1949 году студентом МХТИ им. Д. И. Менделеева — случайность, так как целью его приезда в Москву из Самарканда было поступление в МГУ. Но его не приняли из-за того, что он был «сыном врага народа», позднее, конечно, реабилитированного. Мы учились с ним в одной группе. Валентин Афанасьевич рано выбрал кафедру Н. Н. Ворожцова для специализации и начал свою научную работу еще до того, как это сделали другие студенты, и я в том числе.
Кафедра была замечательной, там работали прекрасные преподаватели. Николай Николаевич Ворожцов читал курс промежуточных продуктов, Борис Иванович Степанов, который возглавил кафедру после отъезда Николая Николаевича в Новосибирск — курс красителей. Не могу не вспомнить прекрасного преподавателя и замечательного человека — Леонида Николаевича Николенко. Именно ему мы обязаны тем, что в огромной химической лаборатории, где одновременно работали десять и более студентов, не было ни одного ЧП. Николай Николаевич не часто заходил в студенческую лабораторию, но был очень строг и придирчив, и мы его очень боялись. Теперь я понимаю, что прекрасный коллектив кафедры — это заслуга Николая Николаевича как замечательного организатора и человека. В ту пору ему не было и 50 лет! Он был очень хорош собой и выделялся не только своей бородкой, но и обладанием новеньким автомобилем «Победа».
Валентин Афанасьевич окончил институт с отличием и собирался поступить в аспирантуру к Николаю Николаевичу, который этого тоже хотел. Однако возникло то же препятствие, что и при поступлении в МГУ. Вопрос решался долго, насколько я понимаю, не в МХТИ, а где-то «выше». Мы с Валентином Афанасьевичем (тогда мы уже были женаты) очень нервничали. Каких трудов и какого риска стоило Николаю Николаевичу настоять на своем, мы не знали: он никогда об этом не говорил.
По окончании института я была направлена в прикладной институт НИОПиК, а Валентин Афанасьевич, успешно закончив работу и защитив кандидатскую диссертацию, получил от Николая Николаевича приглашение в создаваемый им Новосибирский институт органической химии (НИОХ). Для Валентина Афанасьевича главным была работа, и он бесконечно доверял Н. Н. Ворожцову. Хотя я оставляла в Москве родителей и сестру, по большому счету, нам терять было нечего! Но много лет спустя я стала понимать, что оставлял в Москве Николай Николаевич: свою кафедру, престижный МХТИ, где он был признанным авторитетом, прекрасную квартиру в новом высотном доме и, наконец, сыновей. К моменту переезда Николая Николаевича в Новосибирск после тяжелой болезни скончалась его жена — Елена Константиновна. Теперь трудно даже представить, насколько для него тяжелы были первые годы в Новосибирске. Свою неустроенность и одиночество он заполнял титанической организационной и научной работой.
Практически все сотрудники НИОХ тогда были молоды, и, зная Николая Николаевича, понимаешь всю меру его ответственности за них, за обустройство в еще только строящемся Академгородке молодых семей с малолетними детьми. Несмотря на занятость, хлопоты по строительству института и многочисленные проблемы, о которых мы и понятия не имели, для каждого сотрудника у него находилось желание и время помочь. Мы с Валентином Афанасьевичем, его мамой и маленьким сыном приехали из Москвы осенью 1960 года. Николай Николаевич встретил нас, привез на новую квартиру, обставленную походной мебелью и всем необходимым на первое время. И так он относился ко всем сотрудникам, об этом многие вспоминают с благодарностью и любовью. Не удивительно, что вокруг Николая Николаевича всегда были прекрасные люди. Не знаю, как он их подбирал, может быть, просто рядом с ним все становились лучше.
Относясь ко всем с большим уважением, некоторых из своих сотрудников, в том числе и Валентина Афанасьевича, он одарил дружбой и отеческой любовью. Однако поблажек не было никому, как и его сыну Игорю, который работал и успешно защитил кандидатскую диссертацию в НИОХ под руководством Владимира Александровича Бархаша.
Николай Николаевич и Валентин Афанасьевич были единомышленниками. Н. Н. Ворожцов был восприимчив ко всему новому и прилагал большие усилия, чтобы заполучить новейшие приборы. Помню, как в прекрасный выходной летний день, на который была запланирована поездка по Обскому морю, стало известно, что привезут ЯМР-спектрометр. Николай Николаевич попросил Валентина Афанасьевича не отлучаться из института пока прибор не будет доставлен. Оба волновались так, будто прибор могли похитить. Николай Николаевич постоянно следил за тем, как осваиваются новые приборы и развиваются новые направления. Часто по выходным дням он приглашал Валентина Афанасьевича к себе домой для обсуждения различных вопросов. Приезжая из заграничных командировок, Валентин Афанасьевич должен был немедленно являться к нему с отчетом, и надо было видеть глаза Николая Николаевича, слышать его нетерпеливые вопросы и реплики. Обычно, сопровождая Валентина Афанасьевича, я с интересом наблюдала за их беседой. Элеонора Абрамовна, вторая жена Николая Николаевича, старалась развлечь меня «светским» разговором, а я в глубине души сердилась на нее, так как оторваться от созерцания этой дискуссии было невозможно.
Спустя некоторое время, по обстоятельствам, связанным со второй женитьбой, Николай Николаевич перебрался в Ленинград, возглавив кафедру в Химико-технологическом институте. Он оставлял «на хозяйстве» в НИОХ своего заместителя Владимира Петровича Мамаева и время от времени приезжал в Новосибирск. При встречах с нами он не говорил о работе в Ленинграде, чувствовалась его ужасная тоска по НИОХ. И вот, о радость, Николай Николаевич вернулся!
23 февраля 1972 г. нас постигла большая беда — пожар в главном корпусе НИОХ. Николай Николаевич был в это время в отъезде, и, хотя работа по ликвидации последствий пожара была нормально организована, нам очень нужна была его моральная поддержка. Все с нетерпением ждали его приезда. Первое, что он сделал — собрал весь коллектив и сказал, что самое главное — все живы, никто из сотрудников серьезно не пострадал, а остальное — поправимо.
Но оказалось, что не все последствия пожара устранимы. Через год с небольшим у Николая Николаевича случился инсульт. Нет сомнения, что это следствие стресса, который он пережил. Было решено продолжить лечение в Москве. Когда мы провожали его, нам казалось, что все обойдется. Но на ноги он уже не поднялся. Бывая в Москве, сотрудники навещали Николая Николаевича, он требовал «отчета» о делах. Каждый раз, прощаясь, он долго нас не отпускал. Я и теперь вспоминаю об этом со слезами. Скончался Николай Николаевич в 1979 году. Естественно, мы поехали проститься с ним, проводить в последний путь.
Не хочется заканчивать на такой печальной ноте. Вспоминаю его живым, активным, ироничным. Он был отличным водителем, любил свой «Газик», со смехом рассказывал, как, бывало, на дороге ему кричали: «Эй, борода, подойди, подтолкни машину», и он охотно это делал. В Германии, где он был с академиком И. Л. Кнунянцем, своим другом со студенческих лет, из-за недостатка денег они отказались от одноместных номеров и заняли номер на двоих, поставив раскладушку. Со смехом, теребя себя за бороду, Николай Николаевич говорил: «Что о нас при этом подумали, можно было догадываться». Мне памятно путешествие на Алтай вместе с Николаем Николаевичем, Элеонорой Абрамовной и сыном Николая Николаевича Игорем, с семьей Мамаевых. Мы проехали до монгольской границы, жили в палатках, вечера коротали у костра.
Для меня удивительно, как Николай Николаевич мог разглядеть во многих начинающих свой путь в науке ребятах, которых он пригласил в свой институт, будущих крупных ученых. Хотя, конечно, в значительной мере он их и создал такими: преданными своему делу, честными и порядочными людьми.
стр. 6
|
