ОБРАЩЕНИЕ В БУДУЩЕЕ
2007 год по праву можно назвать юбилейным для поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», точнее, ее переводов для русскоязычного читателя. Первое издание этой поэмы в переводе для юношества Николая Заболоцкого вышло в 1937 году, а первое издание его же полного перевода — в 1957-ом. Таким образом, нынешний год — год полувекового юбилея полного перевода «Витязя», а от перевода, осуществленного поэтом для юношества, нас отделяет уже 70 лет.
Галина Коптева, преподаватель
Новосибирского военного института
 |
| Илл. художника С. Кобуладзе |
Впервые «Витязя» перевел на русский язык К. Д. Бальмонт в 1916 году. Но требованиям русскоязычного читателя этот перевод не отвечал уже в 30-е — 40-е годы. В преддверии 1937 года, года восьмисотлетнего юбилея Шота Руставели и его поэмы, за перевод взялись Г. Цагарели, П. Петренко и Н. Заболоцкий. Перевод Цагарели, поскольку он переводил непосредственно с оригинала, стал единственным абсолютно полным и текстуально точным.
В Грузии наиболее близким к оригиналу сочли тогда перевод П. Петренко, но он, преждевременно уйдя из жизни, свою работу не завершил. Заболоцкий же поставил себе конкретной задачей «перевести и обработать текст Руставели таким образом, чтобы он читался легко, был выразителен и доступен…». Однако текст перевода, опубликованный еще до войны и ареста поэта, он позднее основательно переработал и полностью перевел «Витязя» в 1954 — 1955 годах.
Произведение грузинского поэта-мыслителя, вошедшее в число самых удивительных творений человеческого гения, прожив к тому времени восьмивековую жизнь, уже стало органическим достоянием человечества, поскольку поэма была переведена на многие языки народов мира. Многовековая мудрость восточной культуры обрела здесь свое поэтическое воплощение. Николаю Заболоцкому, как отмечали критики, удалось передать художественное своеобразие и лексическое богатство языка, отличающегося образностью, метафоричностью и красочностью эпитетов.
Касаясь вопроса об авторе, необходимо упомянуть, что Шота Руставели был академически образованным человеком, владевшим греческим, арабским и персидским языками. Он глубоко изучил литературу и философию этих стран, после чего занял высокую должность министра финансов («казначея») при дворе грузинской царицы Тамар (1184-1213 гг.). Портрет Шота из Рустави был в ХХ в. обнаружен исследователями на фреске одной из колонн иерусалимского Крестового монастыря, в восстановлении которого в качестве грузинской обители Руставели принимал деятельное участие (монастырь был разрушен во время третьего крестового похода). Автор «Витязя», будучи уже далеко не молодым человеком, «обновил и расписал» колонны «ниже купола», на одной из которых «сам он тоже изображен стариком».
Подробными и точными сведениями о великом грузинском поэте исследователи не располагают, но в поэме автор неоднократно говорит от своего имени («Видел этих я героев, / Видел я сраженье это…») и о себе, что, вместе с текстом поэмы, позволяет читателю составить определенное представление о его личности. Вот, например, его суждение о значении верности в дружбе и взаимопомощи: «Как воспеть мне добродетель, / Незабвенную доселе? / Было сердце человека / Здесь испытано на деле. / Помогать в нужде друг другу / Мы обязаны всегда; / Друг — нам верная опора, / Если встретится беда».
Человеческая активность, непреклонное стремление к деянию и способность к борьбе, по Руставели, могут устранить все беды и победить зло. Верные товарищескому долгу и деятельные герои Тариэл и Автандил изображены «мудрыми исполинами», прославленными «в походах и в сражениях старинных». Шота Руставели воспел дружбу как важнейшую составляющую любви общечеловеческой и любовь как силу, способную приобщить к высшей гармонии. Жизнеутверждающий пафос поэмы ярко проявился прежде всего в том, что именно любовь и дружбу автор провозгласил главным признаком человеческой натуры и человечности. Этот гимн любви и верности идеалам тем более удивителен, что создан он в ХII веке, в эпоху раннего средневековья, когда о столь высоком человеческом идеале мир мог, вероятно, только мечтать.
«Персонажи „Витязя в тигровой шкуре“ монолитны и цельны. Они будто высечены из огромных горных глыб. Даже потерявший надежду на встречу с любимой, отчаявшийся и дошедший до грани безумия, бежавший от жизни и уединившийся в пустыне Тариэл не перестает быть цельной натурой, ибо в создавшейся ситуации и в предлагаемых ему судьбой обстоятельствах он, именно как цельная натура, иначе не мог действовать, мыслить, переживать». Не менее предан и верен своей возлюбленной Тинатин и Автандил: «Как цветок в разлуке с солнцем / Понемногу увядает, / Так, уехав от любимой, / Бедный витязь унывает. / Гонит он коня лихого, / Едет ночью, едет днем, / Унося прекрасный образ / В сердце горестном своем. / … Солнце, ты, по слову мудрых, / Нам являешь образ бога, / Ты над звездами владыка, / В небесах твоя дорога. / Сжалься, Солнце, надо мною! / Бедный пленник, я молю: / Дай увидеть мне царицу / Незабвенную мою».
Принципиальная разница между мировоззрением Руставели и традиционным средневековым мышлением состоит, по мнению грузинского писателя Ираклия Абашидзе, лауреата государственной премии имени Шота Руставели, в том, что для истинно мудрого человека не существует разделяющей небо и землю пропасти, «он знает, что не мир, а эта пропасть иллюзорна». Такие представления автора поэмы имманентно близки мировоззрению и самого переводчика — Н. Заболоцкого, всегда отрицавшего дуализм.
Оригиналом поэмы литературоведческая наука не располагает, а самая древняя рукопись датирована 1646 годом. На протяжении столетий текст «Витязя» постоянно менялся, дополнялся, исправлялся переписчиками. Над ним основательно поработал в свое время его первый редактор Вахтанг, а позднее — в ХIХ в. — грузинский писатель и общественный деятель Илья Чавчавадзе. Однако «душу и философскую суть поэмы» народ сохранял на протяжении веков. В Грузии многие знали поэму наизусть и говорили ее изречениями. Причину этой многовековой популярности Николай Заболоцкий увидел, прежде всего, в «моральной концепции» Руставели, предвосхитившей гуманистические идеи Раннего Возрождения; а также в том, что, будучи гениальным мыслителем, он сумел «возвыситься над уровнем своего века» и «поднять литературный язык на небывалую высоту», коренным образом усовершенствовав грузинское стихосложение. Изощренно отточенная техника стихосложения, по мнению Заболоцкого, лишь подчеркивает непосредственность живой речи Руставели, «не насилуя ее самобытного характера, но наоборот, обогащая ее множеством народных и разговорных оборотов».
Шота Руставели, как явствует из поэмы, считал, что человек по своему предназначению должен жить и непременно действовать, поскольку мир создан вседержителем именно для него. Его Бог, как могущественное животворное начало, — понятие не столько религиозное, сколько философское. И в своих поступках человеку надлежит руководствоваться наставлениями мудрецов и философов: «Учит нас Платон-философ, / Чьи слова знакомы всем: / „Ложь вредит сначала телу, / Разрушает дух затем“. / Ложь — источник всех несчастий, / Ложь — начало всякой муки. / Как могу забыть о друге / В день печали и разлуки? / Мудреца завет великий / Людям должно исполнять; / Для того и знанье людям, / Чтобы душу укреплять».
«Лишь активность (и активность, если нужно, героическая и самоотверженная), вечное, непреклонное и неустанное деяние способно попрать на земле зло и гарантировать торжество добра. „Зло убито добротою, доброте же нет предела!“ Вот что делает человека человеком…» И любить, по мнению автора поэмы, нужно не безжизненный символ божества, но реальную личность, сосуществующую рядом с тобой в одном пространстве-времени. В противном случае жизнь способна уподобиться пустому, бесплодному прозябанию: «Таково людское сердце: / Горе, радость ли — оно / И безумствовать на свете, / И сгорать осуждено». Любовь, вдохновляющая и побуждающая к деянию, способна приобщить человека к мудрости Создателя, к высшей гармонии, ею, в первую очередь, и побеждается зло. «Зло мгновенно в этом мире, доброта же неизменна!» — таков важнейший философско-этический вывод Руставели.
Воплощая вечную и непреходящую идею человечности, автор «Витязя» поднял человека на небывалую, невиданную для своего времени высоту. Его герои — Тариэл и Автандил, Тинатин и Нестан вместе со своими друзьями — «живое воплощение этой идеи. Они поистине венцы творения, цари природы, владыки духа», — утверждает И. Абашидзе. «Лев, тебе прилична слава./ Заслужи ее, молю!/ Я давно тебя желаю, / Я давно тебя люблю. / Будь же мужествен и крепок./ Пусть твоя вернется сила!» — пишет царевна Нестан Тариэлу. Герои поэмы красивы и отважны как «львы», мужественны и верны своей любви, они проявляют высокие душевные качества, поэтому постоянно сравниваются со светилом, с солнцем. Движимые естественными человеческими чувствами, они порой противоречивы в своих поступках. Прежде всего, потому, что живут реальной жизнью. Автор представляет нам реальных людей в живом человеческом воплощении, со своими вполне земными страстями. Однако истинная любовь, по его представлениям, возвышает и одухотворяет человека и придает ему силы в борьбе с трудностями жизни. «Высокие идеалы мужества, верности долгу, служения родине, идеалы бескорыстной дружбы и одухотворенной любви свойственны многим героям Руставели…» — писал Н. Заболоцкий в 1958 году. Самого автора, не унизившего своих героев «мелочностью задач, трудностей и препятствий», Абашидзе в статье «Слово о Шота Руставели», предпосланной к «юношескому» переводу 1984 года издания, назвал «нравственным максималистом». Украинский писатель М. Бажан настаивал на принадлежности Руставели к числу тех мировых гениев, в чьем творчестве воплотились наилучшие мечты, стремления и идеалы человечества.
Советскую писательницу В. Инбер особенно поразили когда-то в поэме женские образы: преданной Асмат — рабыни, которую Тариэл за ее верность и бескорыстие назвал своей сестрой (автор поэмы не пожалел красок для изображения ее душевных качеств); царевны Тинатин — щедрой и нежной, умной и понимающей; наконец, царевны Нестан-Дареджан — мужественной, терпеливой в несчастье, деятельной и сказочно прекрасной («солнцеликой»). И неудивительно. Эти образы, созданные на «водоразделе» христианского и мусульманского миров, явились воплощением лучших женских качеств — вне зависимости от национального характера. Поэма изначально явилась шедевром общечеловеческой культуры, об этом в Советском Союзе говорила вся литературная общественность после выхода в свет ее полного перевода, осуществленного Заболоцким.
Отдельные стихи «Витязя», несмотря на прошедшие после создания поэмы столетия, способны удивлять и современного читателя в его размышлениях о мире своей философской адекватностью: «О, печальный мир, скажи мне, / В чем твоя сокрыта тайна? / Что ты гонишь человека / И гнетешь необычайно? / Ты ведешь его откуда / И смешаешь где с землею? / Только бог один заступник / Всем, отвергнутым тобою!» Или, например: «Для чего и мудрость людям, коль не чтить ее даров? // Знанья мудрых приобщают нас к гармонии миров».
«Обращение к будущему» — так определил поэму «Витязь в тигровой шкуре» советский писатель Н. Тихонов. Включая это произведение в «пантеон величайших произведений мировой классической поэзии», он отметил, что поэма является современницей «драгоценному слову русской литературы» — «Слову о полку Игореве». Героические характеры, представленные здесь, «сохранились навсегда, пройдя сквозь века угнетения и уничтожения национального духовного богатства чужеземными поработителями». В. Каверин считал изучение поэмы «превосходной поэтической школой» и утверждал, что советский эпос должен создаваться на основе изучения именно таких «благороднейших образов мировой поэзии».
«Как Гомер есть Эллада, Данте — Италия, Шекспир — Англия, Кальдерон и Сервантес — Испания, Руставели есть Грузия. Каждое из этих бессмертных имен не только имя поэта, вознесенного вечной славой, но и лучезарное означение души, которая сумела воплотить в себе сокровищницу духа целого народа, этой душой воссиявшего, в этой душе расцветшего цветком пышным и неповторяющимся… Народ, если он великий, создаст песню и выносит в лоне своем мирового поэта. Таким венценосцем в веках, еще доселе не узнанный русскими, был избранник Грузии Шота Руставели», — писал автор первого перевода поэмы на русский язык К. Бальмонт в 1916 году.
Николай Заболоцкий, комментируя свой перевод «Витязя» для юношества, утверждал, что «певец великой дружбы и великой любви», «храбрости и бескорыстия» именно юному читателю более всего близок и понятен: «Кто, как не молодежь, будет восхищаться Автандилом, кто, как не молодежь, будет удивляться братской дружбе его с Тариэлом, преданности делу товарищества, неустрашимостью и настойчивостью молодого витязя? Кто, как не молодежь, от всего юного сердца, будет переживать вместе с Тариэлом его печальную и горестную судьбу? Кто, как не молодежь, всей душой будет сочувствовать скитальцу, верному своей великой любви до последнего вздоха?»
Существенно, что к Руставели Николай Заболоцкий обратился не только как переводчик, но и как историк литературы, вообще как историк и философ. В нем Заболоцкий видел и выдающегося поэта, и деятеля всемирного масштаба. Даже завершив работу по переводу этого замечательного произведения грузинского эпоса, он продолжал думать об авторе. В 1958 году поэт пишет статью «Мудрость Руставели» — о «нравственно-историческом значении» последнего. Целые поколения грузинского народа, начиная
с ХII века, отмечает Заболоцкий, «мыслили нравственными категориями Руставели, составив из его афоризмов кодекс морали личной и общественной»: «Кто в беде покинет друга, / Тот достоин сожаленья.»; «Жалок тот, кто перед битвой / Укрывается трусливо, / Вечно думает о смерти / И горюет молчаливо./ Все равны мы перед смертью, / Всех разит ее копье, — / Лучше славная кончина, / Чем позорное житье»…
В заключение статьи Заболоцкий отметил, что Руставели «не нуждается в наших восхвалениях, так как время и люди сделали его книгу бессмертной». Однако он нуждается, по мнению переводчика, «в объяснении и толковании. Нужно, чтобы русский читатель, не знакомый с особенностями грузинской истории и культуры, воспринял поэму Руставели во всей возможной ее полноте». Заслуги самого Николая Заболоцкого перед русскоязычным читателем в этом отношении трудно переоценить.
стр. 9
|
