ПЕСЧИНКА В МОРЕ ПОБЕДЫ
В восемнадцать лет Василий Смирнов ушел в армию, участвовал в двух войнах, воевал под Сталинградом, был ранен, спасся чудом. В 1951 г. с отличием окончил Финансовый институт в Москве и был принят в аспирантуру, по окончании защитил кандидатскую диссертацию. С 1954 г. — старший преподаватель Иркутского финансово-экономического института, потом — заведующий кафедрой Омского сельхозинститута.
Елизавета Садыкова
Затем Василий Дмитриевич переезжает в новосибирский Академгородок. И вот уже больше 40 лет он работает в Институте экономики и организации промышленного производства. Защитил докторскую диссертацию, стал профессором, специалистом в области экономики агропромышленного комплекса страны. В списке его научных трудов более 130 публикаций, в том числе 10 книг, а в 12 монографиях он является соавтором. За годы научной деятельности В. С. Смирнов подготовил несколько кандидатов экономических наук. Написал два фундаментальных труда, первый — «Об устройстве экономической жизни человека», второй посвящен методологии измерения и анализа на макроуровне производительности труда. Материал на эту тему был представлен в Госкомстат РФ, откуда пришло сообщение, что его материал будет использован в процессе совершенствования методов расчета макроэкономических показателей.
— Собственно, на войну я попал в июле 1942 года, под Сталинград, будучи командиром взвода связи стрелкового батальона. Когда к городу со всей страны начали стягивать войска, среди них была и наша дивизия, прибывшая с Дальнего Востока, где я служил после окончания средней школы в Тобольске. Мы ждали нападения со стороны Японии, участвовали в сооружении оборонительных рубежей, осваивали разные военные специальности. Я, например, обучался пулеметному делу. И вдруг нас собирают и, как в песне поется, объявляют, что началась война. Правда, совсем не та, что мы ждали.
— И какие были первые впечатления?
— Новость мы восприняли достаточно спокойно. Тогда были самые радужные представления о нашей армии и ее боеготовности. Мы считали, что война закончится буквально за пару месяцев, мы разобьем фашистов и дойдем до их логова. Часть солдат и младших командиров из нашего полка отправили на переподготовку. Так я освоил новую военную специальность — связиста. Присвоили звание младшего лейтенанта и назначили командиром взвода связи. А война все не заканчивалась... Немцы завоевывали все большие территории и уже практически подошли к Москве и вот, когда командование получило точную информацию от Рихарда Зорге, что Япония не собирается на нас наступать, а планирует захватывать юго-восточные территории, было принято решение перебросить нас на фронт.
Место, куда нас привезли, находилось на берегу Дона, около города Серафимович. В нашу задачу входило переправиться через Дон и освободить от немцев этот город, создав плацдарм для накопления советских войск. Немцам стало известно о нашем появлении, и они приготовили «гостинец» — ураганный огонь из минометов. Погибли тогда многие, это было нашим боевым крещением.
— Страшно было?
— Конечно страшно, мы же были не обстрелянные. На фронте я пробыл совсем недолго, 20 дней. Мало кому удавалось продержаться дольше — это была просто «мясорубка», тем более для пехоты. Меня ранило во время ночной разведки боем, перебило ноги, я упал и не мог двигаться. На мое счастье рядом оказались два бойца с плащ-палаткой, которые и вытащили меня из боя. Потом полгода госпиталя, после чего меня комиссовали.
После госпиталя я решил поехать к родителям, которые жили в Ямало-Ненецком автономном округе, в поселке Халмер-седэ («халмер» — кладбище, «седэ» — горка, то есть Кладбищенская горка)
В поселке я стал первым солдатом, вернувшимся с войны. Гражданской специальности у меня не было, поэтому устроился в школу военруком. Работы хватало, в школе в те годы военное дело преподавали с 1-го по 10-й класс. Но через год меня снова призвали в армию.
— Но ведь вас же комиссовали?
— Шел уже 44-й год, надобность в пополнении армии была страшная, а я за полтора года пришел в себя, правда, чуть-чуть хромал, но это мелочи. На этот раз меня вновь отправили на войну против так называемых японских милитаристов. Война с Германией закончилась 9 мая, и было решено разгромить Японию. Основная задача ложилась на Америку, СССР же должен был освободить Северный Китай от квантунской армии. Я был в составе самоходного артдивизиона. Об этой войне практически ничего не известно, ни одного романа не написано, снят всего один фильм. Она окончилась молниеносно — длилась меньше месяца, и вся миллионная японская армия была пленена. Вот и все мои войны.
Когда меня просят выступить перед школьниками, молодежью, я сразу говорю: никаких подвигов я не совершал. Я был песчинкой в море, которое в то время представляла собой Красная Армия. Подвиг был в том, чтобы просто выполнять свой долг, двигаться вместе со всеми, несмотря ни на что.
— Война закончилась, прошли годы, вы стали известным экономистом, а что повлияло на ваш выбор профессии?
— Участие в боевых действиях накладывает определенный отпечаток на формирование личности, характер человека. В такой обстановке «ловить мух» нельзя, надо действовать быстро, решительно, иначе убьют. И вот, после ранения находясь в заполярном поселке, я решил, что нельзя плыть по течению — нужно продолжить учебу, ведь не зря же проучился в школе 10 лет (в наше время мало кому удавалось получить среднее образование). Я не стал мелочиться и послал документы не куда-нибудь, а в Институт внешней торговли. Но там не давали общежитие, поэтому пришлось пойти в Московский финансовый институт, где проучился я после поступления всего один день — ушел воевать с Японией. Но затем все-таки завершил образование, стал экономистом, хотя и не международником, а аграрником.
Зато могу похвастаться: в 1980-х годах я организовал в трех колхозах такую систему внутрихозяйственных отношений, о которой писали все центральные газеты. И какие только делегации не посещали эти хозяйства!
— А в чем заключалась новизна?
— В основе был следующий принцип: в колхозе все подразделения были хозрасчетными, и все работники входили в какие-либо структурные подразделения. Оплата труда была коллективная и определялась разницей между выручкой от продажи продуктов или услуг и материальными затратами. Подразделение было заинтересовано в том, чтобы с минимальными материальными затратами получить больше продукции лучшего качества, за что, соответственно, полагался больший фонд оплаты, который потом распределялся между работниками. Я считаю, это были лучшие годы моей деятельности и лучшая для меня награда — звание Почетного колхозника двух колхозов, которое мне присвоили на общих собраниях. Причем это не просто звание, почетному колхознику полагались определенные льготы — например, бесплатное жилье в этом колхозе и др.
— А вас не критиковали за внедрение внутриколхозной рыночной системы?
— Нет, наоборот, хвалили, время тогда уже изменилось.
— Как вы считаете, что можно сделать, чтобы восстановить экономику страны, наше сельское хозяйство?
— Не нужно далеко ходить, есть примеры успешных экономических моделей, которые можно было бы внедрить у нас. Это модель скандинавских стран, в том числе шведская.
— Василий Дмитриевич, а, как по-вашему, можно было обойтись без распада Советского Союза?
— Та система, которая существовала в СССР, была приговорена, поскольку не опиралась на рыночную основу. Экономическая наука была отсталой и ничем не могла помочь разваливающемуся государству. На XIX партийной конференции была принята резолюция о переходе к рынку, но никто в реальности не знал, как это сделать правильно. Поэтому все прошло преступно неграмотно (приватизация и прочее), и теперь у нас процветает олигархическая, далеко не самая лучшая модель капитализма.
— А правда, что вы общались за границей с А. Чубайсом, в бытность его аспирантом или это анекдот?
— Правда. Как-то в Венгрии проходила международная экономическая конференция, на которую был приглашен и я. На ту же конференцию летел мой друг Слава Шеронин из Москвы. Нам надо было переночевать в Будапеште. Стали думать о гостинице, но цены были неподъемные. И тут Слава вспомнил, что у него есть в Будапеште друг, который может помочь. Это был Чубайс, который приехал в Венгрию по обмену. Мы гуляли по городу, общались. Вечером Анатолий тайком, на цыпочках, провел нас в свою маленькую комнату, которую ему выделил университет. Там помещались только стол, тумбочка и кровать. Посидели, пообщались, выпили, закусили, пришло время сна. Мне как старшему предоставили кровать, остальные расположились на полу. Наутро мы расстались и больше не встречались. Но его визитка у меня сохранилась.
— А экономическую ситуацию-то вы обсуждали?
— Мы говорили на разные темы. Естественно, интересовались, чем он занимается за границей, кроме обучения в университете. Он рассказал о каком-то своем бизнесе по продаже автомобилей. А вообще, Чубайс на меня особого впечатления тогда не произвел — парень как парень...
— Вы встречались когда-нибудь с однополчанами или в живых никого не осталось?
— Нет, не встречал никого. И когда обычно спрашивают про награды, я отвечаю, что главная моя награда — это жизнь. Недавно посчитали, что из всех мужиков 1922 года рождения в живых осталось только три процента, и я оказался в их числе. Какую еще награду можно пожелать?
— А как вам удается оставаться таким молодым?
— Три дня назад мне исполнилось две восьмерки. Ну, во-первых, у меня хорошие гены, моя мама дожила до 93 лет, бабушка — до 92. Раньше бегал на лыжах, сейчас каждое утро делаю пробежку, после — ледяной душ. Никогда не злоупотреблял спиртным, Бог уберег, ведь не секрет, что многих фронтовиков сгубила водка. Пресловутые фронтовые «сто грамм», перенятые у немцев (в первые годы у нас такого не было), споили нашу армию, хотя об этом практически нигде не говорят. Я не курю и никогда не курил. Работаю до сих пор, думаю, что когда люди выходят на пенсию, они быстро старятся. И главное — я никогда и ни с кем не конфликтую, со всеми стараюсь сохранять доброжелательные отношения. Думаю, все это в совокупности и есть рецепт моего долголетия.
стр. 11
|
