«ИЗ НАС, МАЛЬЧИШЕК,
СРОЧНО ДЕЛАЛИ ВОИНОВ…»
На прошедшей недавно встрече ветеранов с новосибирскими журналистами своими воспоминаниями о военном времени поделился академик Олег Федорович Васильев. В годы Великой Отечественной войны он был связистом, воевал на Калининском, 3-м Белорусском фронтах, участвовал в боях под Смоленском, тяжело ранен под Витебском. Награжден орденом Отечественной войны I степени, медалями «За оборону Москвы» и «За отвагу».
 |
|
— В июне 1941 года, когда началась Великая Отечественная война, я окончил школу-семилетку и собирался продолжить учебу в 8-м классе. Однако за несколько дней до начала войны в армию был призван мой отец. Позже я узнал, что это была специальная мобилизация — по поручению Генштаба Московский военный округ должен был сформировать штаб будущего Южного фронта. Я эти вещи узнал много позже из мемуаров начальника тыла Южного фронта. 23 июня мы с отцом распрощались на Киевском вокзале, на товарной станции — меня чудом нашел случайный человек с запиской от отца. Эшелон отбыл этой же ночью, как оказалось, на Украину. Из Винницы отец прислал гражданское по внешнему виду письмо, где написал, что идет штабная учеба. В общем, явно шло сколачивание штаба Южного фронта. Вскоре начались бои на территории Украины, немцы продвигались всё глубже. В конце августа отец был направлен в командировку, позже я узнал, что в штаб одной из двух армий, которые попали в окружение под Уманью. С тех пор никаких вестей от него не было. Мы получили последнее письмо от его товарищей, а потом и официальное извещение. Всю войну была, по правде говоря, какая-то слабая надежда, что он жив, хотя, побывав на фронте, я понимал, что никаких надежд не может быть для тех, кто попал на фронт в самом начале войны.
Довольно хорошо помню ситуацию в Москве в 1941 году, которую я видел глазами 16-летнего паренька, и в 1942 году, когда мне исполнилось уже 17 лет. В том числе и темные страницы истории Москвы военного времени (например,16 октября, о котором был недавно поставлен документальный фильм, не вполне удачный). Осенью вместе с другими школьниками я побывал на заготовке овощей для Москвы, затем поступил на работу, был чернорабочим, пожарником на одной из крупных московских овощных баз, пока там еще была работа. 16 октября было объявлено осадное положение, фронт подошел вплотную к столице. Обстановка, видимо, была настолько неустойчивая, что властям не удалось скрыть, что произошло что-то необычное. Более того, налицо были признаки, что Москва, может быть, готовилась даже и к сдаче или, во всяком случае, к боям. Неожиданно к обычному пайку выдали муку — чуть ли не по пуду. Так просто выдавать бы не стали. Ещё через пару дней я был в числе мобилизованных на строительство оборонительных сооружений. Это уже была третья линия обороны Москвы: первая — в районе Вязьмы, вторая — Можайск-Волоколамск, третья линия строилась уже непосредственно в окрестностях. Тому крупному строительному подразделению, куда я попал, пришлось работать на строительстве оборонительных сооружений вдоль Калужского шоссе. В то время это была сельская местность: поле, несколько четырехэтажных домов, откуда людей эвакуировали и куда поселили нас. Там мы работали несколько недель.
В 1942-м году всё уже устоялось по-военному, жили мы на паек, очень скромный для тех, кто имел карточки служащего или иждивенца. Но, тем не менее, в Москве была организована учеба — так называемые экстернаты, где в течение нескольких месяцев шла очень интенсивная учеба, после которой обещаны были документы об окончании того или иного класса. Осенью 42-го я форсировал учебу, чтобы закончить школу до мобилизации в армию. Я был принят с некоторыми условиями на инженерный факультет Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Несколько месяцев учебы на этом факультете, затем лесозаготовки, по возвращении с которых уже в Москве мы прочитали объявление военкомата о том, что лица 1925 года рождения мобилизуются в армию.
1 февраля 1943 года я после прохождения комиссии прямиком из военкомата был направлен во 2-е Московское военно-пехотное училище, которое находилось в Филях и было создано как дополнение к знаменитому Кремлевскому военно-пехотному училищу, где готовили по ускоренной программе младших лейтенантов, фактически командиров взводов. Очень интенсивная учеба, тяжелый режим: из нас, мальчишек, старались быстро сделать взрослых людей, воинов.
Так продолжалось до августа. За это время мы успели построить полевой лагерь под станцией Крюково, около Москвы. Несколько месяцев полевых занятий тоже с очень большой нагрузкой, а мы все были после первой голодной московской зимы отнюдь не крепыши... В августе 1943 года нас направили в действующую армию.
Я и мой друг Володя Самойлов с большой группой курсантов были направлены в 69-й стрелковый полк 97-й стрелковой дивизии. Фактически это было переформирование дивизии, которая вышла с боев на Курской дуге, понеся очень большие потери. Конечно, мы поняли, что значит битва такого масштаба — в полках оставалось лишь по нескольку десятков человек, в основном старший офицерский состав. К этому времени после печальной затяжной битвы с большими потерями Ржев был взят. Неподалеку от города у нас было две-три недели учебы в полевых условиях, шло сколачивание новых подразделений, и я оказался в 3-м стрелковом батальоне 69-го стрелкового полка во взводе связи. И это было неслучайно: специально подготовленных связистов в армии было явно недостаточно, а в училище нас готовили по очень серьезной, многоотраслевой программе. Фактически на базе курсантского состава и был скомплектован этот взвод, я был назначен помощником командира.
Вскоре наша дивизия ночными маршами стала перебрасываться в район Смоленска. Город был еще у немцев. Это были изнурительные ночные марши: по ночам мы шли, покачиваясь от усталости, а днем по возможности отсыпались. После очередного перехода вышли в район Духовщины, недалеко от Смоленска. Это была линия фронта, и здесь уже шли серьезные бои, в которые включились и мы. Операция по освобождению Смоленска была в полном разгаре, и мне довелось принять в ней участие на первом этапе пребывания на фронте.
Во второй день боев группа нашего взвода связи попала под минометный обстрел. Я в это время обеспечивал связь с одной из рот. Командир взвода и старшина были контужены, тяжело ранен был один из моих товарищей, у него были перебиты обе бедренные кости, и мне пришлось накладывать ему повязки и вытаскивать его из под огня. Командование взводом перешло ко мне, не бог весть какому опытному в тактике связисту. На второй день замполит подошел к тому окопу, в котором я сидел вместе с комсоргом батальона, и сказал комсоргу командным тоном: «Его представить к награждению медалью «За отвагу»!
...Последующие тяжелые бои шли с большими потерями. Вскоре наша дивизия была несколько сжата, наш третий батальон был слит с одним из смежных батальонов, потому что наш комбат был ранен. Я был в тот момент рядом с ним на наблюдательном пункте. Дальше дивизия и полк двинулись в сторону Витебска. На Смоленщине бои шли за отдельные населенные пункты, районные центры и города. И вот дивизия дошла до Белоруссии. Здесь немцы успели к осени, к октябрю-ноябрю 43-го года , устроить мощные эшелонированные линии обороны, начались затяжные бои. Противнику удалось задержать нашу армию здесь чуть ли не на девять месяцев — до операции «Багратион», до конца июня 44-го года. Пришлось участвовать в нескольких наступлениях, целью которых ставился даже прорыв обороны.
В одном из таких наступлений, 23 декабря, будучи направленным для восстановления связи с одной из рот в только что захваченных немецких траншеях, я и был ранен. Мне в одиночку пришлось пробираться по бывшей нейтральной территории, под обстрелом. Я был фактически мишенью — снег уже лежал, никаких маскхалатов у нас не было... Добрался до траншеи и уже готовился нырнуть в нее, и в это время снайпер всё-таки достал меня.
Из эвакогоспиталя довольно быстро я попал в число тех, кого отправили подальше в тыл. Проехали мы через Смоленск, затем по пути на восток я умудрился попасть в поезд, который привез меня в Москву, где я продолжил лечение в госпитале.
В апреле 1944 года я был демобилизован с инвалидностью, вернулся на учебу. С осени продолжил учебу на втором курсе, но уже в институте, который был связан с Тимирязевской академией — в Московском гидромелиоративном. Однажды кто-то из наших преподавателей пригласил старого профессора-гидравлика, ученика Н. Е. Жуковского, прочитать лекцию. Он уже успел отсидеть в лагерях, поработать на строительстве канала. Профессор прочитал лекцию «Изгиб потока жидкости, струящейся лентой» — такой вот романтик был. И это дело меня увлекло. Я достал его книжки, начал читать, а потом взял и пришел к нему. Жил он в бараке около института. Он страшно был удивлен, но, тем не менее, мы подружились. А интерес к гидродинамике у меня остался на всю жизнь.
Подготовила В. Садыкова, «НВС»
стр. 4
|
