ОСТОРОЖНО! ИСТОРИЯ
Письмо в редакцию.
Г. Швецов,
выпускник НГУ 1967 года,
зам. директора Института
гидродинамики им. М.А.Лаврентьева
В газете "Наука в Сибири" N 42 опубликована статья М.Шиловского
"История университетского вольнодумия. Часть 1. До 1968 года".
По-видимому, для придания большей достоверности статье предпослан
подзаголовок -- по архивным материалам. Автор не уточняет по
каким именно архивным материалам, однако, так как он приводит
цитаты из протоколов заседаний парткома и партийных собраний НГУ,
можно предположить, что именно по этим "архивным материалам"
написана статья.
Здесь возникает первый вопрос: "Неужели кто-то может думать, а уж
историк тем более, что по подобным протоколам можно адекватно
отразить историю, тем более в таком деликатном вопросе как
история вольнодумия?". По-видимому, понимает сомнительность
своего подхода и уважаемый профессор, предпослав некоторым фактам
из жизни университета пространное введение. Здесь мы читаем и о
"так называемой тоталитарной эпохе", и о хрущевской оттепели, и об
Академгородке, "обнесенном колючей проволокой" (полагаю все же,
что в тексте допущена просто грамматическая ошибка. -- Г.Ш.),
создававшимся "по аналогии с различными секретными "ящиками"...
К чему-то приводятся данные по национальному составу студентов
приема 1967 года с ремаркой "курс был интернационален, хотя
русскоязычные явно преобладали..." (Почему "хотя"?) Зачем-то
приводятся данные по социальному составу студентов набора 1968
года с указанием сколько детей рабочих и колхозников было
зачислено (какое отношение имеет это к истории университетского
вольнодумия?) с сентенцией, что проблема социального состава была
"постоянной головной болью ректората и парткома...".
Здесь стоит остановиться. Автор затронул слишком серьезный
вопрос. Прежде чем сказать по нему несколько слов, отметим, что в
этом эпизоде, как и во всех других в статье историк М.Шиловский
свою позицию открыто не обозначает. Из текста остается неясным,
разделяет или осуждает бывший секретарь парткома НГУ профессор
М.Шиловский "головную боль" ректората и парткома, деятельность
которых была направлена на поиск талантливых детей независимо от
их социального происхождения и места проживания родителей через
организацию всевозможных олимпиад, школ, ФМШ в конце концов. Этот
вопрос являлся одним из краеугольных камней, из которых
создавался фундамент университета. На всю жизнь остались в моей
памяти слова академика Г.Будкера, которые он нам, абитуриентам
физфака НГУ, сказал за день до экзаменов: "Мы прекрасно понимаем,
что те из вас, кто приехали из отдаленных мест, маленьких
городков и сел, не могли получить тех возможностей в обучении,
которые получили выпускники спецшкол в больших городах. Но вы
должны знать, что преподаватели университета будут стремиться
разглядеть ваши природные способности к нестандартному мышлению".
Следует сказать, что статья изобилует какими-то примерами,
цифрами непонятно какое отношение имеющими к истории
университетского вольнодумия:
-- "из 600 сотрудников "Правду" выписало 17 человек..." (ну и
что?);
-- "социалистическое соревнование в НГУ не проводилось..." (ну и
что?);
-- "По итогам обмена комсомольских билетов к началу 1968 года
3007 студентов получили новые, а 46 не пожелали этого делать" (ну
и что?).
Все "вольнодумие" в статье касается нескольких имен: Р.Чугунова,
Ф.Садыкова, Ю.Никоры и как-то пристегнутого к этому автора данной
статьи, хотя эпизод, связанный со мной, описан неточно. Здесь
возникает вопрос: или история вольнодумия была уж такая бедная
или здесь явно что-то другое.
А какие перлы в конце статьи М.Шиловского!
"Нельзя сказать, что ректорат и коммунисты совсем уж ничего не
делали по части унификации общественного мнения". Для
представителя кафедры, как он сам пишет "всепобеждающего и
единственно верного марксистко-ленинского учения", замечательное
желание.
"Четыре студента первого курса ММФ, напившись, устроили у дверей
общежития заставу, спрашивая -- еврей ты или нет, и пытались бить
евреев..." (не так все было). "Попытку еврейского погрома можно
смело (ишь какой смелый!) рассматривать как начальную грань в
истории патриотического движения в НГУ, вновь реанимированного
относительно недавно". (Ну и ну, тут уже слов не хватает).
После прочтения статьи М.Шиловского стало грустно и противно.
Грусть от того, что статья написана на кухонном уровне. Противно
от того, что еще недавно секретарь парткома М.Шиловский говорил в
духе "всепобеждающего учения...". Вспомнились слова
М.А.Лаврентьева: "Ученые делятся на две категории: на нормальных
ученых и на "чего изволите-с-с-с". События последних лет дали
многочисленные подтверждения в обоснованности такого деления. К
сожалению, многие наши гуманитарии и тогда жили, и сейчас живут
по этому принципу.
Что касается истории университетского вольнодумия, то, конечно
же, она не написана и ждет своих исследователей. Мне
представляется, что при ее написании надо исходить из главного:
истоки университетского вольнодумия, я думаю, лучше говорить
свободомыслия, вытекают из всей атмосферы, созданной в
Академгородке его основателями и прежде всего М.А.Лаврентьевым.
Его позиции (точнее сказать, оппозиция деятелям из руководства
страны и ЦК КПСС) по таким жизненно важным вопросам как
вычислительные машины, по генетике, по Байкалу и др. являлись
примером поведения нормального ученого-гражданина, патриота нашей
Родины, на котором учились и молодые ученые в Академгородке и
студенты НГУ.
Я полагаю, необходимо вспомнить первого ректора НГУ академика
И.Н.Векуа, сделавшего много добрых дел при становлении
университета. Некоторые из них достигались в противостоянии
бытовавшим устоям и взглядам партийных функционеров. Имено он
уменьшил для студентов количество часов по истории КПСС и
научному коммунизму и увеличил за счет этого количество часов для
спецкурсов и иностранного языка, чем вызвал резкое неудовольствие
партийных функционеров и первого секретаря обкома Ф.С.Горячева.
Чуть-чуть М.Шиловский в своей статье касается этого факта,
однако, не в том контексте, как это было в действительности.
Мне представляется, что отдельные страницы истории должны быть
посвящены С.Т.Беляеву, за ту атмосферу свободомыслия и высокой
гражданской ответственности, которую он создавал в университете.
Имено он проповедовал и проводил в жизнь идеи студенческого
самоуправления, именно он не допустил расправы над
преподавателями НГУ, подписавшими так называемое "письмо сорока
шести" и многое другое.
Пару лет назад мне довелось услышать от одного из преподавателей
НГУ фразу: "Ученый, в отличие от других, может сделать на одно
преступление больше -- это преступление против истины". Мне
представляется, что эту мысль необходимо помнить всегда, особенно
когда берешься писать об истории и лицах, в нее вовлеченных.
стр.
|
