«Наука в Сибири» № 1-2 (2636-2637) 17 января 2008 г. ЧТО ТАКОЕ ПРАВО? Одним из научных результатов, полученных в секторе общей теории государства и права Института философии и права СО РАН в 2007 году, объявлен новый тип правопонимания. Наш корреспондент обратился к заведующему этим сектором доктору философских и юридических наук Альберту Константиновичу Черненко за разъяснениями. — Широко известно, что в юридической науке до сих пор нет устоявшегося представления о сущности и содержании ключевого для нее понятия «право». В чем заключается, Альберт Константинович, новизна вашего подхода? — Действительно, в отличие от представителей естественных наук, правоведы до сих пор ведут дискуссии о содержании данного термина. Это вынудило, например, Г. Харта написать, что лишь «не многие вопросы, касающиеся человеческого общества, задавались с такой настойчивостью, а серьезные мыслители отвечали на них столь различными, странными и даже парадоксальными способами, как это происходило с вопросом «Что есть право?»… Не существует обширной литературы по вопросам «Что такое химия?». Заявление в этих условиях о новом подходе к решению данной проблемы всегда связано с риском пополнения существующего списка предложений без особой надежды на его практическое применение. Однако если внимательно присмотреться к имеющимся типам правопонимания, то можно заметить их деление на естественно-правовые и нормативистские воззрения, а также обязательное присутствие в них желательных или действующих норм поведения. Работая над правовой технологией, мы с ученым секретарем нашего института к.филос.н. Виктором Васильевичем Бобровым пришли к необходимости определения статуса понятия «право» в системе общественных отношений, чтобы технологизировать процедуры его использования в правотворческой и правоприменительной деятельности. Это позволило нам придти к выводу об употреблении его людьми в двух значениях. С одной стороны, понятие «право» в социальном взаимодействии используется субъектами общественных отношений в качестве идейного обоснования и нравственного оправдания своих притязаний на какие-либо блага, объекты собственности, социальный статус и т.д. С другой стороны, право рассматривается как признание и защита определенной части этих притязаний в нормах нравов, обычаев, законов и подзаконных актов. Следовательно, предложенное нами содержание понятия «право» впервые в научной практике отражает всю совокупность естественно-правовых и нормативистских взглядов, что позволяет осуществлять целенаправленное исследование актуальных проблем правотворчества и правоприменения с последующей разработкой научно обоснованных и практически значимых рекомендаций. — Сформулированное вами определение звучит эффектно, однако насколько оно адекватно отражает объективную действительность? Или, другими словами, можно ли его считать истинным? — Это очень серьезный вопрос. Л. Фридмэн написала, что «право — слово для ежедневного употребления, часть разговорного словаря. Но оно имеет большое количество значений, хрупких как стекло, неустойчивых, как мыльный пузырь, неуловимых как время. Невозможно говорить о точном значении слова „право“, как если бы право было конкретным объектом в окружающем нас мире, чем-то, что мы могли бы потрогать». Вполне ясно, что многозначность содержания понятия «право» изначально лишает любого исследователя шансов на принятие каких-либо научно обоснованных технологических решений, нацеленных на получение конкретного результата. Работая над правовой технологией, мы были просто обязаны решить эту проблему. Истиной считаются знания, адекватно отражающие объективную реальность. Для этого они должны быть достаточно очевидными, чтобы исключить сомнения людей в их истинности. Обратимся к словарям, в которых зафиксирована семантика данного понятия. В толковом словаре В. И. Даля «право» дано в четырех значениях: (1) уверенье в истине чего-либо; (2) данная кем-либо или признанная обычаем власть, сила, воля, свобода действия; (3) основательность, законность; (4) наука законоведенья, юриспруденция. В первых трех положениях субъектом права выступает индивид, использующий это слово в межличностных отношениях для идейного обоснования правомерности своих притязаний, намерений и поступков ссылками на их (1) истинность, (2) соответствие обычаям или воле властного лица и (3) законность, т.е. согласие с нормами позитивного права. Первая группа аргументов однозначно относится к естественно-правовым требованиям, которые находятся в постоянной конфронтации с обычаями и нормами законов. Остальные применяются в социальном взаимодействии для усиления индивидуальных или социально-групповых притязаний индивидов авторитетом признанных правил поведения. Этот подход создает определенные условия для анализа естественно циркулирующих в общественном сознании представлений людей по данной проблеме. Обратимся к другому документу, словарю современного русского литературного языка, изданного через 80 лет после словаря В. И. Даля. «Право» в нем также имеет четыре смысловых значения: (1) совокупность устанавливаемых и применяемых государством норм и правил, регулирующих общественные отношения между людьми; (2) предоставляемая законами государства свобода, возможность совершать, осуществлять что-либо; (3) возможность что-либо делать, действовать каким-либо образом; (4) причина, основание, повод для какого-либо действия. Однако субъектом права здесь выступает уже государство, устанавливающее для индивидов нормы и правила поведения, определяющие степень их свободы, т.е. возможности что-либо делать, и дающие им повод к каким-либо действиям. Налицо тип правопонимания, игнорирующий индивидуальные и социально-групповые интересы людей, а также объективный регулятор общественных отношений, существующий в нравах и обычаях локальных сообществ. Кроме того, вне поля зрения осталось «право» как наука. Удобный повод для иронии по поводу «тоталитарного» мышления советского периода! Однако в современной «демократической» «Юридической энциклопедии» под редакцией М. Ю. Тихомирова мы видим то же самое: право — это «1) система общеобязательных, формально определенных норм, установленных и обеспечиваемых силой государства и направленных на регулирование поведения людей и их коллективов в соответствии с принятыми в данном обществе устоями социально-экономической, политической и духовной жизни (объективное право)… 2) предусмотренная (или не запрещенная) законом либо иным правовым актом возможность лица обладать имущественным или неимущественным благом, действовать в определенной ситуации способом, установленным правовой нормой, или воздержаться от совершения соответствующего действия (субъективное право)». Если же мы познакомимся с циркулирующими в правоведческой литературе типами правопонимания, то в абсолютном их большинстве представлена вторая точка зрения на сущность понятия «право». К ним же относятся работы, авторы которых якобы дистанцируются от нормативистских взглядов. Например, в либертарно-юридической концепции В. С. Нерсесянца право трактуется как «формальное равенство, всеобщая и необходимая форма свободы, всеобщая справедливость». На самом деле этими словами автор нравственно оправдывает действующую законодательную систему и не более того. Или, так называемая социологическая концепция права, представленная в работах К. Эрлиха и его последователей. Ее суть наиболее образно выразил Р. Паунд в названии книги «Право в книгах и право в действии». С позиции нашего подхода эта точка зрения, в отличие от нормативистской, лишь расширенно отражает процедуры признания органами государственного управления тех или иных притязаний физических и юридических лиц. Мне кажется, этих примеров вполне достаточно, чтобы убедиться в истинности нашего определения, комплексно отразившего различные подходы к определению права. — Однако в представленном вами определении право достаточно многолико, а для законодателей и представителей правоприменительной системы требуется однозначное руководство к действию. Что вы можете сказать по этому поводу? — В сформулированном нами типе правопонимания объединены объективно существующие естественно-правовые и нормативистские взгляды, что позволяет технологизировать процесс правотворчества и правоприменения на основе следующих представлений. Во-первых, полагать потребности субъектов общественных отношений как потенциальные (т.е. нормально удовлетворяемые) и актуализированные, возбуждающие их интересы и толкающие людей на те или иные притязания с естественно-правовыми требованиями. Во-вторых, считать актуализированные потребности (т.е. интересы) субъектов общественных отношений исходными побудительными мотивами в процессах притязаний и актах признания этих притязаний. В-третьих, рассматривать потребности субъектов общественных отношений как минимум на трех уровнях: индивидуальном, социально-групповом и общегосударственном. В-четвертых, считать договоры (соглашения, контракты, пакты, конвенции) и создаваемые на их основе нормы обычаев, законов и подзаконных актов основными формами разрешения взаимных притязаний и условием их общественного признания. В-пятых, объектом непосредственного исследования должны быть любые притязания субъектов общественных отношений и акты их признания в нормах нравов, обычаев, законов и подзаконных актов на предмет их соответствия индивидуальным, социально-групповым или общегосударственным уровням потребностей. В-шестых, признать в правотворческой и правоприменительной деятельности необходимость и нравственную оправданность реализации общегосударственных интересов, обусловленных единством занимаемой населением страны территории и условиями общественного разделения труда. В этих шести положениях отражена объективно существующая действительность. Возьмем, например, депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации. Создавая нормативные акты, они по своему социальному положению обязаны направлять потенциальную энергию населения страны в русло актуальной деятельности только в общегосударственных интересах. Другого общего критерия для оценки их работы нет. Разве наши депутаты руководствуются этим принципом, если в Законе «Об образовании», подвергнутом с момента его издания многократным изменениям, принципом государственной образовательной политики до сих пор остается «свободное развитие личности», изначально игнорирующее необходимость системы образования? И таких примеров можно приводить много. — В наше время, когда всё измеряется через призму финансово-экономических показателей, в чем вы, Альберт Константинович, видите реальную пользу от своих предложений? — Проблема внедрения любого научного достижения складывается из действия различных факторов. Однако, независимо от причин и мотивов поведения людей по данной проблеме, мы всегда видим противостояние, с одной стороны, заинтересованных в его использовании лиц, а с другой, — противодействующих им сил. Это всегда было, есть и будет. Говоря о праве как единстве идейного обоснования притязаний и актов признания определенной части этих притязаний, мы, во-первых, особо акцентируем внимание читателей на необходимость рассмотрения его не абстрактно, а в нормах нравов, обычаев, законов и подзаконных документов, отражающих индивидуальные, социально-групповые и общегосударственные интересы. В противном случае невозможно оценить практику лоббистов, нравственно оправдать необходимость принятия тех или иных нормативных актов и т.д. Учет всех сторон данного процесса стимулирует научно-исследовательскую деятельность, направленную на получение всесторонне обоснованных и практически значимых результатов, что способствует формированию научного мировоззрения по данной проблеме среди различных слоев населения страны. Противодействие данному предложению можно объяснить лишь нежеланием соответствующих должностных лиц серьезно заниматься этими вопросами или сознательным его игнорированием для достижения других целей. Во-вторых, данный тип правопонимания создает естественнонаучные условия для разработки правовой технологии, призванной отразить общегосударственные интересы в правотворческой и правоприменительной деятельности органов государственного управления в стране. В 2008 году мы с Виктором Васильевичем Бобровым собираемся предложить читателям книгу «Правовая технология», в которой рассматриваем различные вопросы решения этой задачи. Она станет логическим продолжением изданной нами в 2003 году монографии «Целевая составляющая и аксиологические основания правовой технологии: социально-философский аспект». В-третьих, наше предложение способствует формированию теоретических основ правоведения, что в ближайшем рассмотрении позволяет существенно повысить качество профессиональной подготовки специалистов в области юриспруденции. Наконец, в-четвертых, объединение естественно-правовых и позитивистских воззрений на основе единых представлений о праве как совокупности идей, отражающих в процессах социального взаимодействия идейное обоснование людьми своих притязаний на различные блага, а также акты признания и защиты определенной части этих притязаний, позволяет наполнить необходимой и социально значимой аргументацией оценки любых политических решений и действий. Это, в свою очередь, будет повышать юридическую и нравственную ответственность политических деятелей за реализацию в своей практике общегосударственных интересов России. Таким образом, наши предложения направлены на повышение эффективности работы по разрешению актуальных проблем в области права. Этим самым мы рассчитываем обеспечить действенное использование органами государственного управления нормативного насилия для направления потенциальной энергии населения страны на общественно полезную деятельность, что положительно скажется, в том числе, на финансово-экономических показателях социального развития. стр. 9