«Наука в Сибири» № 25 (2610) 28 июня 2007 г. ПАМЯТИ ХИМИКА-РОМАНТИКА В марте оборвалась жизнь превосходного ученого-химика — доктора химических наук, профессора Георгия Георгиевича Фурина, проработавшего в Новосибирском институте органической химии СО РАН 45 лет. Г. Толстиков, академик Как у многих научных сотрудников, пришедших в Сибирское отделение АН СССР в начале 60-х, послужной список Г.Г. небогат на записи. После окончания Днепропетровского госуниверситета в 1962 г. принят на работу в НИОХ СО РАН старшим лаборантом. Далее записи трудовой книжки: 1964 г. — младший научный сотрудник, 1980 г. — старший научный сотрудник, 1983-1989 гг. — заместитель директора института по научным вопросам, 1989-1998 гг. — заведующий лабораторией, 1998-1999 гг. — руководитель группы, 1999-2007 гг. — главный научный сотрудник. Скупые строчки, характеризующие в общем-то средней успешности карьерный рост. Однако, список научных трудов, отзывы объективных коллег свидетельствуют, что Г.Г. — личность в науке незаурядная. Перед нами — история жизни подлинного подвижника науки, питающего на протяжении всей жизни истинную страсть к такому многотрудному предмету, каким является синтетическая органическая химия. Успехи высокого научного знания приходят к исследователям, обладающим такими качествами ума и характера, как неугасимая любовь к предмету, неуёмная жажда работы, растущее с годами стремление к самосовершенствованию, готовность к личному риску, смелость и, наконец, данная свыше в качестве особого дара тонкая связь мысли с умными руками. Георгий Георгиевич всем этим обладал в самой высокой степени. Прирожденный экспериментатор, причем экспериментатор поразительно продуктивный, Г.Г. был отмечен особой любовью к Веществу. Научное творчество Г.Г. на протяжении всей его жизни было связано с химией и технологией фторорганических соединений. Это направление было поставлено Н. Н. Ворожцовым как одно из самых главных (если не главное!) в деятельности основанного им института. Обращаясь к истории вопроса, нелишне сказать о том, что два советских химика первой величины, акад. Н. Н. Ворожцов и акад. И. Л. Кнунянц, помимо всего прочего связанные прочными дружескими отношениями, планируя исследования в области фторорганических соединений, пришли к договоренности о «разделе» сфер влияния. Химический мир знал, что школа Кнунянца отвечает за положение дел с фторорганическими соединениями алифатического ряда, а новосибирской школе предстояло практически сызнова создать химию и основы технологии фторароматических (точнее — полифторароматических) соединений. Область, в которой проходила деятельность школы Кнунянца, если перейти к практически значимым объектам, включала широчайшую гамму низко- и высокомолекулярных продуктов. В ряду низкомолекулярных назову ныне широко применяемые лекарственные препараты группы фторированных стероидов, нетоксичные хирургические средства для предоперационного наркоза и ряд других препаратов и лечебных средств. Среди высокомолекулярных продуктов — не требующие особой рекламы фторопласты, термостойкие авиационные стекла, материалы для топливных элементов (водородная энергетика!) и многое другое. Таким образом, московская школа действовала в области с четко обозначенными приоритетами. Что касается направления, отведенного новосибирцам, то вещества, которыми им предстояло увлечься, существовали на тот период только в виде схем на бумаге. Превратить эти схемы в реальные субстанции предстояло лаборатории, заведование которой Н. Н. Ворожцов поручил своему ученику, известному химику Г. Г. Якобсону. Сам Николай Николаевич постоянно находился в центре всех больших и малых событий, разворачивавшихся вокруг химии и технологии полифторароматики. В эту команду в 1962 году попал Георгий Георгиевич. Такие свойства, как подлинная страсть к эксперименту, редкостная трудоспособность, молниеносная обучаемость, стремительность мысли и дела, готовность делиться с товарищами не только знаниями и уменьем, но и предметами материальными, позволили Г.Г. с первых лет работы не потеряться среди безусловно талантливых коллег. С удовольствием называю его коллег, достойных учеников Н. Н. Ворожцова и Г. Г. Якобсона, поскольку знаю их давно и высоко ценю их работы — профессоров Л. С. Кобрину и В. Е. Платонова. Миновала защита кандидатской диссертации. Коллеги  Г. Г. не могли не видеть, что их сотоварищ вырос в яркую индивидуальность, что его научные интересы, не покидая базовой области, устремились к новым, ранее даже не обозначенным разделам химии полифторароматики. Развитие этих разделов в мировой химической литературе той поры стали связывать с советским химиком Г. Г. Фуриным, который осуществил синтез полифторароматических соединений, включающих в свои молекулы атомы серы, фосфора, кремния, олова и других элементов. В этих сложных экспериментах проявились такие качества ученого, как готовность к риску и смелость. Каждый химик знает, что история нашей науки наряду с блестящими страницами, полными триумфа, содержит немало страниц скорбных. Исследователь получает вещества впервые. Они, эти вещества, нередко являются носителями свойств, таящих прямую угрозу здоровью и жизни экспериментатора. Много лет страдал от экземы, полученной в результате работы с веществом под названием фенилгидразин, Нобелевский лауреат Э. Фишер. Тем не менее применение этого вещества в знаменитых опытах с углеводами он считал самой крупной удачей своей жизни. Николай Дмитриевич Зелинский, впервые синтезировавший в лаборатории знаменитого немецкого химика Майера не очень сложное по структуре соединение, вынужден был провести много времени в больнице. Соединение впоследствии стало печально знаменитым под названием иприт. Среди веществ, впервые полученных Г.Г., немало высокотоксичных и взрывоопасных. Экспериментальное искусство позволило Г.Г. обойти весьма возможные осложнения. А ведь в числе объектов исследования были фторамины, фторгидразины, азиды и другие коварные вещества, сурово наказывающие экспериментатора за малейшую оплошность и иногда за неточные движения рук. К 1970-м годам особый вес в коллективе НИОХ получило исследование механизмов реакций, решение теоретических проблем, связанных со структурой реакционных интермедиатов. Связанные с именем и деятельностью В. А. Коптюга, эти работы сделали новосибирский институт оплотом физической органической химии. В данной ситуации синтетики вряд ли могли чувствовать себя уютно, если бы не уделили серьезного внимания проблемам теоретического плана. Знакомясь с трудами Г.Г., нетрудно убедиться в том, что его уникальная обучаемость позволила очень быстро вооружить себя необходимым объемом знаний, которые дали основания для убедительной трактовки результатов экспериментов. Нельзя при этом не подчеркнуть превосходное владение разнообразными спектральными и другими физико-химическими методами. Г.Г. к тому же обладал не всем (увы!) дающимся искусством объединять исследователей, создавая временные коллективы, эффективно и до молниеносности быстро решающие сформулированные задачи. В этой связи вспоминаю историю нашего знакомства с Георгием Георгиевичем. Это случилось в период моего директорства в Институте органической химии Башкирского научного центра. В один из дней мне представили симпатичного человека, который испрашивал разрешение поработать в лаборатории масс-спектрометрии, сотрудники которой разработали новый метод масс-спектрометрии отрицательных ионов. Как мне позже рассказали, известные в коллективе института своей обстоятельной неторопливостью масс-спектрометристы так были охвачены вихреподобным темпераментом Г.Г., что совместное исследование выполнили в считанные дни. Сплачивая вокруг себя учеников и сотрудников, Г.Г. отдавал работе в коллективе всего себя без остатка. В теплой и дружественной среде, создаваемой ученым, молодые исследователи не только получали профессиональные навыки высокого уровня, но и проходили школу жизни, где во главу угла было поставлено внимание и уважение. Официально среди учеников Г. Фурина девять кандидатов наук. Еще два сотрудника НИОХ, активно общавшихся с Г.Г., стали докторами наук. Однако на самом деле список тех, кто получал от Г.Г. в процессе подготовки своих диссертаций ценнейшие консультации и прямую помощь, можно было бы как минимум удвоить. Важным свойством Георгия Георгиевича, отличающим его от многих (если не большинства) руководителей лабораторий института, безусловно являлся постоянный интерес к промышленным технологиям. От этого интереса возникли плодотворные контакты с предприятиями, которые позволили направлять исследования в русло сложных проблем. В обстановке, когда необходимо было сочетать научные работы с решением реальных задач, Г.Г. чувствовал себя, что называется, как рыба в воде. Не могу не обратить внимания на неослабевавшее до последних дней жизни подлинное притяжение Г.Г. к лабораторному столу — месту, где созидается Вещество. Не открою секрета, если скажу, что в жизни многих химиков по мере вхождения в возраст и обрастания организационными обязанностями наступает время отхода от личного участия в эксперименте. Но, тем не менее, «комсостав химии» втайне не может не завидовать своим «ровесникам-хирургам», которые, невзирая на возраст, научные степени и звания продолжают успешно «оперировать». Г.Г. смело могу отнести к счастливчикам, буквально купающимся в радости химического бытия. Без радости от этого бытия не станешь автором более 400 работ и десятков патентов. Восемь монографий, написанных Г.Г. самим или в соавторстве с коллегами — это далеко не все результаты его жажды к научно-просветительскому труду. По заказам известных издательств («Шпрингер», «Эльзевир», «Харвуд», «Губен-Вайль») ученый написал несколько обзоров, вошедших составными частями в многотомные монографии. Ими пользуются многие тысячи исследователей и технологов, работающих во всем мире в области фторорганических соединений. Всего Георгий Георгиевич опубликовал 30 обзоров и 22 главы в книгах. И все они посвящены химии и технологии органических соединений, содержащих фтор. Однако поразительная работоспособность Г.Г. не всегда вызывала только восторг. Понять это, вероятно, можно. Коллеги, связывающие представления об обзорах и монографиях высокого уровня с обязательной затратой на их подготовку весьма солидного отрезка времени, не всегда спокойно относятся к тем, кто выдает продукцию для печати в короткие сроки. Старая проблема Моцарта и Сальери. Ничего не поделаешь. Доставалось и Г.Г. за возмущавшую быстроту и кажущуюся легкость творчества. Однако вывести его из состояния доброжелательности и оптимизма было невозможно. Недоброе как бы отскакивало от этого человека, единственной реакцией было удивление. Сейчас, уже после кончины Г. Фурина, многие понимают, что доброты он был, что называется, неизреченной. Все дано рождением. Дано воспитанием. Дано самой атмосферой уважения к творчеству, царившей в нашей стране в недавнем прошлом. Наконец, краткие строки о родителях Георгия Георгиевича помогут читателям понять очень многое. Отец, Фурин Георгий Иванович, в возрасте 22 лет стал членом ВКП(б), а в 32 года (декабрь 1941 г.) погиб, защищая Севастополь. Своей мамы, Марченко Надежды Пахомовны, которая вступила в партию в первый год войны, Г.Г. лишился, когда был еще студентом. Надежда Пахомовна успела воспитать сына, нравственные устои которого отвечали самым высоким представлениям о Гражданине своей страны. Беседую с женой Г. Г. Фурина Верой Александровной, скромной женщиной с грустной улыбкой, удивительно красящей ее милое лицо. Вера Александровна повествует мне о письмах, полученных ею от зарубежных коллег Г.Г. В один голос они говорят, что фамилия Фурин навсегда связана с успехами мировой химии в области фторорганических соединений. стр. 12