«Наука в Сибири» ПРИСТРАСТИЯ ХИМИКА
|
Владимир Ефимович, псковитянин по рождению, ленинградец по образованию, приехав в Сибирь, некоторое время довольно успешно поработал на производстве, где дослужился до начальника участка крупного цеха и снискал уважение всего большого коллектива. Но наука влекла его со студенческих лет и, следуя своим устремлениям, Владимир Ефимович оказался в Институте неорганической химии Сибирского отделения. Ему не было и тридцати, когда он защитил кандидатскую диссертацию. Сегодня он имеет ученое звание профессора и почетное звание «Заслуженный деятель науки Российской Федерации».
Владимир Ефимович, какое обстоятельство способствовало вашему решению идти в науку?
Мне всегда нравилось учиться (не в смысле ходить в школу, а образовываться). К тому же в шестидесятых годах наука была, наверное, одной из самых престижных областей деятельности. Поэтому решение пойти в науку это и некая потребность души, и дань своему времени.
После окончания вуза меня упорно приглашали на кафедру в родную Ленинградскую «техноложку», где я делал диплом, но я принял решение продолжить образование здесь, в Новосибирском научном центре, поскольку он к тому времени уже получил большую известность. После трех лет работы на заводе по распределению (в те времена так отдавали долг государству за полученный диплом о высшем образовании) приехал в Академгородок, подал заявление о приеме в аспирантуру НГУ, сдал успешно экзамены и был зачислен аспирантом на кафедру аналитической химии. Научным руководителем моей работы был доцент А. Опаловский. Это обстоятельство оказалось очень счастливым, оно положило начало долгому и очень плодотворному сотрудничеству и даже дружбе, о которой я всегда вспоминаю с большим удовольствием.
С чего начинали в науке? Что особенно увлекло?
После короткой ознакомительной беседы со мной Аркадий Анатольевич не стал предлагать какую-то конкретную тему работы, а сказал: «Посиди пару месяцев в библиотеке, посмотри литературу по химии молибдена (в то время он активно изучал галогениды молибдена), потом решим, чем будем заниматься». В результате я выбрал халькогениды молибдена. Эта группа соединений была очень мало изучена. Но, наверное, в этом выборе немаловажную роль сыграло мое образование (керамика, химия твердого тела) и предыдущий производственный опыт, где я тоже имел дело с высокотемпературными процессами. Ну и вообще халькогениды переходных металлов были в фокусе внимания неорганической химии. В эти же годы зарождалась химия металлокластеров, которые тоже характерны для низших халькогенидов.
Приходилось ли менять тематику? Или халькогениды и кластеры захватили вас полностью?
Наверное, в науке, как и в жизни, первая любовь оставляет глубокий след. Я, как и большинство исследователей, с симпатией отношусь к своим объектам, иначе невозможно отдавать научной работе столько времени, душевных и физических сил. Тем не менее, мне приходилось несколько раз достаточно круто менять тематику, что диктовалось обстоятельствами нашей непростой жизни. Много времени было отдано исследованиям неорганических фторидов, почти десять лет я активно изучал высокотемпературные сверхпроводящие материалы. Однако эти повороты судьбы только обогатили меня, расширили мой научный кругозор и технологический потенциал. Конечно, привязанность к халькогенидам и кластерам до сих пор сохранилась.
Сегодня вас называют крупнейшим в мире специалистом в этой области. Основное, чего удалось достигнуть?
Действительно, в области неорганической и кластерной химии мы заслужили признание международного научного сообщества. Наши работы хорошо известны и имеют высокий индекс цитируемости. Меня постоянно приглашают рецензировать научные проекты и статьи в самых престижных российских и международных журналах. Зарубежные коллеги с большой охотой идут на создание совместных проектов. Конечно, все это результат интенсивной работы многих сотрудников моей команды. Чего удалось достигнуть? Нами получен целый ряд принципиальных результатов в области координационной кластерной химии, которые уже используются в образовательных курсах университетов. Особенно тщательно исследованы кластерные комплексы рения с самой разнообразной нуклеарностью. Но самым главным своим достижением считаю создание научной школы, которая уже признана не только у нас в стране. Мои молодые коллеги способны нести это знамя и с успехом продолжать серьезные исследования. За последние годы в нашем коллективе защищено несколько диссертаций, в том числе две докторских. Есть кому передать эстафету!
Владимир Ефимович, допустим, вы бы не стали химиком. Какие еще варианты рассматривались?
Вообще-то химиком я стал в какой-то степени случайно. В школе я не «химичил», мечтал сначала пойти в моряки, потом стать летчиком. Но эти романтические профессии по различным житейским причинам уступили место более прагматичным вариантам. Если не химия, то, скорее всего, механика: мне всегда нравились инженерные дисциплины.
Говорят, вы очень коммуникабельный, контактный человек. А можете всерьез рассориться с человеком, разругаться? В каком случае?
На самом деле я не склонен к конфликтам. Всерьез поссориться, конечно, могу, но без громких скандалов. Одной из причин может быть непорядочность оппонента: если кто-то без всяких на то оснований пытается опорочить мое имя или имя моих близких, я такого оппонента просто не буду замечать. Дать по морде, наверное, было бы правильнее, но характер не позволяет. Недавно прочитал статью про имена их происхождение и разные характеристики. Оказывается, Владимиры «не вступают в конфликты, избегают прямого столкновения при обсуждении спорных вопросов». По правде сказать, я не очень доверяю гороскопам и другим подобным штучкам, но, возможно, звезды все-таки чем-то управляют.
В институте, где вас любят и уважают, при перечислении ваших достоинств непременно отметят поэтический дар и прекрасную игру на баяне
Ну, про прекрасную игру на баяне это сильно преувеличено Когда-то по молодости я, действительно, много играл, любые праздники и вечеринки в школе не обходились без моего баяна. Будучи студентом, исполнял партию баяна в институтском оркестре народных инструментов, даже играл сольные номера. Сейчас редко беру в руки инструмент; конечно, многое из того, что знал и умел, уже забывается, теряется техника исполнения. Немного жалко Хорошую музыку по-прежнему очень люблю.
Что касается поэзии, то тут ближе к истине. Мое увлечение поэзией началось в школе. Наверное, существенную роль в этом сыграла волшебная аура Пушкинских мест: ведь мой отчий дом, где я вырос, откуда ходил в школу, находился всего в 50 км от знаменитого села Михайловского, родового имения Пушкиных. Мы часто посещали эти очаровательные места, где все дышит поэзией, русской историей и литературой, что не могло не сказаться на моем восприятии творчества великого поэта. Мои студенческие годы прошли в Ленинграде, где имя Пушкина также везде было на слуху. Здесь и начались мои серьезные упражнения в стихосложении. Постепенно оттачивалась техника. Я не публиковался ни в «тонких», ни в «толстых» литературных журналах, большинство стихов написано по случаю для друзей, любимых женщин, которым щедро дарил свои сочинения.
Что вы желаете своим ученикам, когда выпускаете их в жизнь?
Прежде всего здоровья, дальнейших успехов и удач. С учениками мне повезло: практически все они оказались трудолюбивыми, любознательными исследователями, порядочными честными людьми. Учеников я всегда считал коллегами и делил с ними свои успехи, радости и неудачи. Очень доволен их продвижением по службе. Вижу, что всего в жизни они добиваются сами своим умом, упорством, трудом. И так хочется, чтобы Фортуна была благосклонна ко всем их добрым делам.
стр. 7