РЕКОНСТРУКЦИЯ НАУКИ РАДИ РЕКОНСТРУКЦИИ?
Всем мировым сообществом уже осознано, что будущее
человечества — это общество знаний. В России построение такого общества
возможно лишь при условии, что ответственность за принципиальные
направления стратегии развития возьмет на себя государство.
Академик В. Накоряков
На последней сессии Академии наук обсуждались два документа:
документ о направлении развития государственного сектора науки,
который должен был быть принят Правительством, и документ,
подготовленный комиссией Академии наук совместно с Министерством
образования и науки о реконструкции Академии наук. В целом факт
осознания того, что должен существовать государственный сектор
науки, науки финансируемой и находящейся под защитой
государства, — безусловно, момент положительный. Но возникает вопрос:
необходима ли реконструкция РАН и изменения в государственном
секторе науки?
Причин немедленных и быстрых действий в этом направлении много, и
основные из них ясно понимаются и государством, и научным
сообществом.
Во-первых, надо упорядочить условия и оплату труда. Остается
бесконечно низким уровень бюджетного финансирования и доходов
ученых. Доктор наук, получающий в месяц 5 — 6 тысяч рублей — нонсенс!
Об этом можно говорить только со слезами на глазах.
Академик, который получает меньше тысячи долларов в месяц, имея
возможность зарабатывать за рубежом более 100 тысяч долларов в
год — также нонсенс.
Происходит утечка мозгов, связанная как с прямым бегством
сотрудников за границу, так и с научным толингом, когда
иностранные фирмы пытаются превратить коллективы, работающие
внутри России в свои подразделения, лишая коллективы и
сотрудников их права на интеллектуальную собственность.
Привлекательность научной деятельности для молодых ученых в
России минимальна. Можно говорить о том, что молодого ученого
должна вести в науку страсть. Так мне однажды сказал один
руководитель Сибирского отделения. С ним можно согласиться.
Однако недавно руководитель Фонда поощрения науки Европейского
сообщества привел текст лозунга, висящего на двери автономной
научной лаборатории: «Ученые тоже желают ездить на «Порше».
Каждый молодой человек стремиться иметь семью, квартиру, достойно
отдыхать, желает видеть мир, посещать конференции, семинары,
выглядя достойно рядом с учеными из других стран.
Низкая привлекательность деятельности в академических институтах,
как по уровню зарплаты, так и по уровню экспериментальной базы,
привела к потере целого слоя исследователей в возрасте от 20 до
35 лет. Сейчас в академических институтах работают пожилые
научные сотрудники и специалисты средней молодости. В то же время
известно, что в фундаментальной науке открытия делаются людьми в
возрасте до 35 лет. Я не буду утомлять примерами, но все
Нобелевские работы были сделаны именно в этом возрасте. В
настоящее время средний возраст ученых по Академии наук — 55-60 лет.
И, кстати, очень важный нюанс — в обсуждаемых документах
абсолютно замалчивается вопрос о пенсионерах. Казалось бы, что
нужно для того, чтобы решить проблему пенсионного возраста?
Необходимо изменить законы и увеличить пенсии в несколько раз. В
США исследователи, выходящие на пенсию, получают деньги в таком
объеме, что пенсионер может жить, не уменьшая своих потребностей.
Способна ли сейчас сделать это наша страна? Думаю, что да. Но для
этого нужна государственная воля, решимость и понимание того, что
без реконструкции науки мы не протянем более 10-15 лет. Только
решение проблемы пенсионного возраста в РАН дает дорогу молодым.
Академик И. Спасский, выступая на обсуждении выше упомянутых
документов на отделении физики, энергетики, механики и
машиностроения, очень четко определил уязвимое место
академической науки. Суть в том, что реально количество
выдающихся результатов за последнее время в Академии наук резко
снизилось. Мы имеем крупнейший прорыв в признании наших
достижений в виде двух Нобелевских премий, полученных Ж. Алферовым и В. Гинзбургом, но эти результаты были достигнуты
лауреатами еще в возрасте Иисуса Христа. Ясно, что причина
отсутствия сильных результатов — в малом финансировании
исследований и оттоке талантливой молодежи за рубеж. Причины
важные, но есть и другие — организационные.
Архаичная структура организации Российской Академии наук
нуждается в реконструкции. Однако нельзя разрушать структуру,
беря пример с организации науки в развитых странах. Именно эту
ошибку и совершили авторы предлагаемых документов — люди из
Министерства образования и науки и комиссия Академии наук.
Наука в развитых странах исторически развивалась вокруг
университетов, что обеспечивает непрерывный поток молодежи через
эти научные структуры. Сейчас при университетах возникают
независимые научно-исследовательские лаборатории, занимающиеся
как фундаментальной наукой, так и деятельностью, которая
называется прикладной.
Наука в США представлена самыми разнообразными и неожиданными
формами. Научные подразделения, занимающиеся фундаментальной
наукой, есть и при университетах, и во всех фирмах, даже малых и
средних, не говоря о крупных.
Каждая фирма, желающая добиться успеха, непременно имеет в своем
составе исследовательский сектор. Такому, казалось бы,
непринципиальному продукту, как новая конструкция бритвы фирмы
«Жиллет», предшествовала мощная научная работа по выяснению
механизма вытягивания и отрезки волоса на поверхности
человеческого тела. Удобство бритья бритвой «Max» каждый мужчина
испытал на себе. Я не говорю уже о таких компаниях, как
«Microsoft», «Motorola», которые родились из мощнейших
фундаментальных открытий прямо в лабораториях, где эти результаты
были получены и запатентованы. К сожалению, в России за последние
годы не появилось ни одного нового продукта, рожденного в недрах
фундаментальной науки. Более того, мы практически не производим
свои телевизоры, сотовые телефоны, видеотехнику, компьютеры — все то,
что связывает нас с информационными технологиями. Однако
мы сохранили громадный фундаментальный задел и пока имеем кадры
для быстрого разворачивания этой деятельности. Мы имеем оборонную
науку, которая конкурентоспособна до сих пор. Мы имеем Академию
наук, на основе которой можем создать структуру науки, близкую к
любой модели, которая существует в мире. Но это нельзя делать в
одночасье. Анализируя предложения, которые делает Минобрнауки,
впадаешь сначала в уныние, а потом в негодование.
На сессии Академии наук произошла по существу «оранжевая
революция» или, скорее, «оранжевый бунт». Документы Минобрнауки
легко критиковать, потому что люди, создающие эти документы, не
понимают ни фундаментальной, ни прикладной науки. Например,
предлагалось закрепить в организационной форме деление науки на
фундаментальную и прикладную. Выделить, например, в академических
институтах фундаментальный сектор с высокооплачиваемой частью
сотрудников и прикладной сектор, который сам должен зарабатывать
деньги, причем научным сотрудникам, которые работают в области
фундаментальной, в прикладном секторе зарабатывать не
рекомендуется. Попросту предлагается каждого научного сотрудника
разделить пополам. Он должен задавить в себе стремление к
реализации своих результатов на практике или изжить потребность
понимать, выявлять новые законы природы и мироздания. Это
совершенно противоестественный путь, не соответствующий духу
науки.
Попытка решить проблему материальной обеспеченности академических
институтов также выглядит достаточно наивно. Предполагается, что
за несколько лет возможно поднять зарплату сотрудникам,
работающим в фундаментальном секторе до 1000 долларов в месяц.
Источники видятся в сокращении количества сотрудников, в
организации инновационного сектора, который сам обеспечит себя
деньгами, в снятии ограничений на распределение средств
бюджетного сектора. Наверное, формально это возможно, но я — человек,
проработавший в академической науке более 40 лет, не
понимаю, как это будет выглядеть практически. Скорее всего, в
фундаментальный сектор попадут сотрудники, которые просто не
могут внедрить полученные ими научные результаты, пригодные для
реализации в виде нового продукта. Таких специалистов в Академии
достаточно много, и много таких лабораторий. Как правило, сейчас
эти сотрудники зарабатывают деньги, читая лекции и выполняя
какие-то функции в неакадемических учреждениях. Они и будут
претендентами на работу в области фундаментальной науки.
Благодаря нашему российскому гуманизму, руководство любого
института будет стараться поднять уровень зарплаты именно этой
части сотрудников, считая, что те, кто ведут научные контракты с
иностранными фирмами, проживут и так.
На самом деле, границы между фундаментальной и прикладной работой
фактически нет. Сотрудники, работающие по контрактам, например, в
Институте теплофизики, также участвуют в международных
конференциях, пишут статьи и т.д. На мой прямой вопрос о том, что
они собираются делать, ответ один: будем работать в
фундаментальном секторе и одновременно — в области инновационной
деятельности в уже существующих фирмах, не входящих в структуру
Академии наук. Или другой ответ: создавая структуру типа
автономной некоммерческой организации (АНО) — это законом не
запрещается.
Предлагается в ряде случаев пойти на объединение институтов, или
их сокращение, выделение небольших независимых автономных
организаций в виде лабораторий, институтов средней величины на
территории академических институтов. Эта мера разумна, но при
условии, что в этих институтах будет, в ряде случаев, небольшое
бюджетное финансирование, и сами институты будут входить в
структуру Министерства при нынешней системе организации науки.
Много говорится сейчас о том, что нужно быстро переориентировать
науку на получение фундаментальных результатов при вузовских
лабораториях. Предлагается быстро перенести на российскую почву
структуры науки развитых стран. Быстро не получится.
Отечественная наука основана на школах-традициях, и в вузовской
науке делается сейчас очень незначительная часть фундаментальной
науки. Приводятся цифры, в которых сравнивается количество
публикаций в российских журналах сотрудников академических
учреждений и вузов. Оказывается, эти цифры говорят о большей
развитости науки в вузах. Но ведь главное не количество, а
качество работы. Качество работ в фундаментальной науке уже давно
в мире определяется импакт-фактором журналов и цитируемостью
работ. Любой из этих показателей можно подвергать сомнению, но
это общепринятый мировой показатель, и в целом он действует.
Когда появляешься в заграничном университете высокого уровня — в
Стэнфорде, в Принстоне или Массачусетском технологическом
институте, или в любой крупной зарубежной фирме — Hewlett
Packard, General Motors и т.д., и тебя представляют на какой-то
уровень руководства этими структурами, на столе принимающего
всегда лежат взятые с компьютера твои показатели по цитируемости,
членству в международных редколлегиях и т.д. По этим показателям
академическая наука далеко превосходит вузовскую.
Уместно при этом вспомнить, что все Нобелевские лауреаты по
физике, химии, экономике, естественным наукам работали в Академии
наук. Развитие фундаментальной науки в вузах не может быть очень
быстрым. По этому пути необходимо двигаться, создавая в
университетах и вузах соответствующие научно-исследовательские
структуры, хорошо обеспеченные бюджетным финансированием, жильем
для молодых ученых. В каждом вузе, в каждом регионе может быть
своя специфика. Для Сибирского отделения для начала предлагаю
совместить должность ректора Университета с должностью
председателя СО РАН.
Конечно, структура научных учреждений в России не должна быть
однообразной, к чему стремятся инициаторы реформ. Наука должна
быть представлена и во всех коммерческих фирмах, в форме
автономных независимых научно-исследовательских лабораторий и
государственных институтов «прикладного» направления, и все это
должно развиваться при поддержке государства. Прекрасным примером
такой помощи является работа уже организованного в России Фонда
развития малого предпринимательства в наукоемкой сфере под
руководством И. Бортника. Например, программа фонда «Старт»
обеспечивает возможность сотрудникам, работающим в науке,
получить небольшие средства на первые несколько этапов работы для
выделения отдельной инновационной фирмы, которая будет заниматься
в основном созданием наукоемких технологий и нового продукта.
Я сам присутствовал на экспертных советах по ряду новых
наукоемких технологий, на которых были поддержаны оригинальные
проекты, родившиеся из фундаментальных исследований, которые в
принципе могут выделиться, создать отечественные бренды и
высокотехнологичные производства. Этот пример обнадеживает и
требует расширения объема такой деятельности в России.
Наука, и фундаментальная, и прикладная, должна работать в
условиях конкуренции. В настоящее время Академия наук работает по
принципу отраслевых министерств СССР. В свою очередь, руководство
каждого академического института боится и препятствует
организации независимых лабораторий и маленьких институтов, в
которых на некоммерческой или коммерческой основе продолжалось бы
начатое в институтах дело. Если эти организации остаются на
территории институтов, с них взимается арендная плата, и они уже
не рассматриваются как структура, работающая в Академии наук. Это
абсолютно неправильно. Необходимо создание такой системы, при
которой выделение этих групп поощрялось бы, сохраняя творческое и
финансовое единство РАН и инновационного сектора. В этом случае
не будет необходимости в искусственных формах: технопарках,
центрах трансфертов технологий, бизнес-инкубаторах и т.д.
Я работаю с иностранными фирмами уже давно, знаю, как впитывается
ими все, что получено в научно-исследовательских лабораториях,
университетах, институтах, знаю, насколько мощная фундаментальная
наука в большинстве фирм и отчетливо понимаю, что в настоящее
время ситуация в России трагична.
В условиях «российской рыночной» экономики только отдельные
творческие личности, создающие новый продукт или технологию,
могут организовать наукоемкое предприятие.
Государство должно по-настоящему осознать, что без отечественной
науки, заимствуя чужие разработки, нам общество знаний не
построить.
С моей точки зрения, на самом деле академические институты должны
быть сориентированы только на фундаментальные исследования, как
это было до 1965-1966 гг.
В 1965-1966 г. впервые в СССР было разрешено Белорусской академии
наук заключать договора по конкретным прикладным исследованиям.
До этого времени Академия наук занималась только фундаментальными
исследованиями, наукой по свободному поиску и интуиции
исследователей, и как раз тогда-то появились мощные выходы на
прикладные результаты. Великий основатель Сибирского отделения
М. А. Лаврентьев осознавал, что для создания новой техники
необходимы прикладные, параллельно работающие конструкторские
бюро. Ему и в голову не приходило организовать прикладные работы
внутри институтов.
В Академгородке был создан известный всем «пояс внедрения» из
организаций отраслевых министерств. К сожалению, только несколько
институтов продолжали работать совместно с СО РАН, а некоторые
ушли для решения министерских задач. Опыт М. А. Лаврентьева сейчас
забывается, а это был важнейший эксперимент создания первого
технопарка.
Сейчас по существу мы вернулись в то время, когда необходимо
заново создавать сеть прикладных предприятий, и единственная
надежда на их возобновление на новой основе — использование
фундаментальных результатов Академии наук. Совершенно
естественный путь — это не создание инновационных отделов внутри
институтов, а превращение их в автономные независимые
организации, работающие по контрактам и хоздоговорным работам.
Требуются большие вложения на обновление материальной базы нашей
науки. В Академии катастрофическая ситуация с оборудованием,
современной аппаратурой. Необходимо не менее миллиарда долларов
на эти цели. Я говорю о масспектрометрах, тепловизорах, приборах
для измерения скорости, микроскопах, скоростных видеокамерах и
другой элементарной аппаратуре, которая стоит сейчас безумно
дорого. Скоростная видеокамера стоит несколько десятков тысяч
долларов, а приборы для измерения мгновенного поля скоростей во
многих частях потока стоят несколько сотен тысяч долларов. Без
такой аппаратуры не обходится ни одна современная лаборатория.
Необходимо организовать закупку технологической линии по
производству некоторых элементов современной техники, таких как
микроминитеплообменники и т.д., массовую покупку стандартных
программ. Мы отстали — в системах разработки и использования
научных кодов. Начинать мы должны с закупки стандартных кодов, и
развивать их у себя. Если государство не пойдет на эти траты,
будущее экономики РФ представляется трагическим.
В нынешние времена на «веревочках» далеко уже не уедешь. Надо
обновить экспериментальные исследования и их методики по ведущим
направлениям в науке, таким как термояд, турбулентность,
поведение вещества в экстремальных условиях.
Прекрасно начатая нами в свое время теоретическая работа,
связанная с поведением вещества в области критической точки,
выливается сейчас за границей в колоссальной важности направление
по получению бензина из тяжелых нефти, битума и углей. В этом
направлении нами было сделано открытие, но работы были
остановлены в 1992 году.
Распределение финансов Академии наук также должно быть изменено.
Ни для кого не секрет, что целевое финансирование по программам
расходится по организациям, которыми руководят вице-президенты,
члены президиума РАН, и эта система работает по вертикали.
Создание экспертных независимых групп и многочисленных фондов для
распределения целевых средств — это единственный путь для
улучшения ситуации в этом направлении.
Базовые средства на фундаментальную науку должны быть
стабильными, чтобы избежать ситуации, когда человек, ставший
руководителем Академии наук или членом президиума, использовал
свое влияние на денежные потоки.
Пора подумать об изменении схемы выборов в Академию. Ни для кого
не секрет, что список будущих академиков, членов-корреспондентов
готовится заранее. Как правило, смотрятся академические
институты, где директорами являются доктора наук. Им вакансии
выделяются в первую очередь. Часто сознательно производится
сужение названия специальности, для того, чтобы не прошел
посторонний кандидат. Выборы в Академию должны быть более
демократичными. Это очень больной вопрос, очень трудный для
практического разрешения, но ситуацию все равно надо менять.
По-видимому, пришло время решить и проблему дуализма, которая
существует сейчас в науке. Дело в том, что одна треть членов
Академии работает в мощных научно-исследовательских институтах и
предприятиях, и часто это оборонные предприятия. Надо
восстановить систему самого тесного взаимодействие Академии наук
с этими структурами.
Обсуждение программ реконструкции Академии наук не должно быть
кулуарным, как это происходило до сих пор. Опыт показывает, что
ни к чему хорошему, кроме последующего взрыва, это не приведет.
Появились конкурсы на лучшие проекты и организацию науки, многие
относятся к этому скептически, но я считаю многие предложения
разумными.
Ни один из тех документов, которые сейчас имеются, не может быть
положен в основу быстрой реорганизации государственной науки. Но
все-таки процесс обсуждения начался, и это очень важный процесс,
определяющий будущее нашего государства.
Важно, чтобы очередная реконструкция науки была тщательно
продумана, многократно обсуждена и согласована с научной
общественностью, определяющими министерствами, Центробанком,
советниками президента, и не была бы формальной.
Я позволю себе вернуться во времена министра Владимира Булгака — очень
резкого реформатора, который начал аттестацию, аккредитацию
и пошел по пути сокращения академических институтов. В Сибирском
отделении этим занимались усердно в течение полутора лет.
Кончилось это тем, что был создан ряд Объединенных институтов,
которые и входили в список действующих организаций. На самом деле
количество юридических лиц увеличивалось. Сейчас Объединенные
институты ликвидируются с целью сокращения зарегистрированных
организаций. Формальная кампания по уменьшению Отделения ничего
не дала Российской Академии наук.
Нельзя принимать скороспелые решения ни в какой области. А в
областях культуры, образования и науки такие решения лишают
страну перспектив.
стр. 3-4
|
