Сибирское отделение |
|
К 90-летнему юбилею академика
Алексея Павловича Окладникова
(03.10.1908--18.11.1981)
|
В газете "Наука в Сибири" публикуются очерки о юбилярах,
отцах-основателях сибирской археологии, которых породила в 20-е
годы иркутская школа выдающегося этнолога России Бернгарда
Эдуардовича Петри (см. "НВС", №46, ноябрь 1997 г., очерк
В.Ларичева "Чаша жизни", посвященный М.М.Герасимову). Теперь
грядет 90-летие одного из самых талантливых учеников Петри --
академика А.П.Окладникова. Это был чрезвычайно яркого (но и
сложного!) характера ученый, весь без остатка преданный науке.
Вне ее ему не было жизни.
Примечательно, однако, что он, вечно погруженный в серьезные
дела, любил острые шутки, в том числе и нацеленные прямо в его
персону...
Нескончаемой чередой гремят юбилейные торжества в Академгородке. "Пирами во время чумы" отмечают ученые мужи Сибири сорокалетия своих институтов. И лишь гуманитарии скучают. Ведь им предстоит возрадоваться по сходному поводу в далеком далеке -- за гранью истекающего века. И слава Богу -- успокаиваю я своих тоскующих коллег. Там, за порогом тысячелетия, смотришь, улягутся реформаторские выкрутасы и, как Феникс из пепла, возродится русская наука. Тогда, мол, и погуляем всласть.
Гуманитарии не случайно оказались в хвосте жаждущих торжествовать. Они, представляя в академии "неестественную" отрасль знаний, появились в гнезде наук "естественных", как и положено им от века, -- последними. Но если они все же появились, то чудо случилось лишь потому, что в славные 60-е "неестественное" в Сибири олицетворяли личности -- археолог и историк А.П.Окладников, филолог и этнограф В.А.Аврорин, философ-естественник Г.А.Свечников. Первый в ряду их стал в 1966 году директором-учредителем Института истории, филологии и философии СО АН СССР. Год 1998 для академика Алексея Павловича Окладникова юбилейный -- ему предстоящей осенью исполнилось бы 90...
Так вот он подходящий для гуманитариев повод отвести душу, когда весь Академгородок захлестнула эйфория празднеств! И не сомневайтесь -- они в полной мере воспользуются данным от Бога предлогом -- 19--30 июля проведут грандиозную (международную!) конференцию и полевые семинары, разумеется, со всем обычно сопутствующим масштабному ученому мероприятию.
Арехологи и этнографы Сибири и почетные гости зарубежья воздадут глубокую дань уважения и признательности А.П.Окладникову -- организатору многочисленных гуманитарных центров академии по всей необъятной Сибири.
Видно, до сокровенных тайников познал натуру россиян незабвенный наш мыслитель прошлого века, если столь настойчиво (и категорически!) вколачивал в непутевые головы соотечественников одну из самых нетленных своих премудростей -- "Нельзя объять необъятное!". Но, увы, сограждане не прислушиваются к трезвому суждению философа. Положим, и я, как человек русский, осмеливаюсь думать, что настойчивые попытки моих современников "объять" не всегда безнадежны, вроде затей -- если уж устраивать революцию, то всемирную; если уж изничтожать "необъятную мою России", то так, чтобы археологи потом и головешек не отыскали. Вот в науке (продолжаю крамольно раздумывать я), такой ведь замах на "необъятное" отнюдь не всегда попахивает авантюрой. Тут многое зависит от того, какая фигура взялась за столь дерзкое мероприятие.
Так, обращаясь к творческому наследию А.П.Окладникова, я, признаться, пасую и в данном конкретном случае (вот он, образец диалектики!) вынужден все же признать правоту мыслителя: не по силам мне "объять Необъятное" -- рассказать о всем содеянном юбиляром, одним из выдающихся представителей сибирской науки уходящего в прошлое века...
А в самом деле, о вкладе в какую из наук поговорить в юбилейные дни с уважаемым читателем "НВС" -- в историю или археологию, в искусствоведение или этнографию?
О тысячекилометровых странствиях в какие края рассказать -- на берега и острова Ледовитого океана или в Приморье, на Чукотку или в Прибайкалье, в Приамурье или читинское Забайкалье, в Бурятию или Якутию, в Монголию или на Алеутские острова, в Таджикистан или Киргизию, в Туркмению или Узбекистан, на Кубу или в Корею?
Результатам плавания по какой из рек Сибири отдать предпочтение -- Ангаре или Колыме, Амуру или Лене, Зее или Шилке?
Таков он, взлелеянный бескрайностями евразийского Отечества богатырский замах личности в стремлении "объять Необъятное". Замах, быть может, последний в столь эффектном исполнении. И тут, обдумывая канву повествования, мне, волей-неволей, не остается ничего иного, как обратиться всего лишь к разрозненным эпизодам деяний А.П.Окладникова.
В начале, как водится, "откуда есть пошло"?
А все оттуда же -- из прежде неисчерпаемой талантами русской деревни...
Ведет ли человека по жизненной стезе судьба? Дано ли ему от рождения исполнить ниспосылаемые свыше заветы?
Когда шаг за шагом прослеживаешь как складывалась жизнь человека характерного, то трудно отделаться от впечатления какой-то роковой предначертанности и места появления его на свет, и череды событий. Ключевые моменты биографии выстраиваются в логически строгий сюжет, будто выписанный невидимой рукой мудрого мастера-поводыря...
А.П.Окладников родился в сибирской провинции, в верховьях таежной Лены, а детство его прошло в селе с необещающим ничего хорошего названием -- Бирюльки. А вот поди ж ты -- там, в те давние, дореволюционные, подстерегал крестьянина-сибиряка не, как теперь, пьяный шинок, опора госбюджета, а книжный магазин сибирских издателей Макушина и Посохина. Это на его полках босоногий мальчишка, будущий "первый археолог Сибири", отыскал книжку с захватывающим рассказом о раскопках склепа с захоронением языческой жрицы. В старом шкафу начальной Бирюльской школы он затем обнаружил то, что теперь не всегда сыщешь в библиотеке городской гимназии -- "Одиссею" и "Илиаду". Певучие строки гекзаметра Гомера потрясли детское воображение красотой повествования о событиях величавых. Зимней ночью, лежа на полу перед раскаленной печью, он читал при свете лучины страницу за страницей, погружаясь в чарующе волшебный мир эпических легенд и мифов. А когда под утро засыпал в изнеможении, то ему снились ахейцы в блестящих меднокованых латах и своенравные боги, которые покровительствовали героям или губили их.
Прочитанное побуждало присмотреться к скромной родине. Так ли уж неказисто село Бирюльское? Ведь это отсюда, по рассказам отца, начинался для рьяно предприимчивых россиян многотрудный путь в непролазную якутскую тайгу и в неприступные горы. Это тут умельцы селяне ловко ладили из тяжелых лесин карбаза и "павозки" для сплава неохватных бревен и всяческих товаров на дальний Север. Они были вольнолюбивы, эти кряжистые мужики, и когда в 1696 г. начал "зело шалить" приказной Павел Халецкий, то бирюльцы подняли яростный бунт против беспредела распоясавшихся властей.
Захолустное Верхоленье дало стране людей выдающихся -- в Анге, где Алеша Окладников учился в средней школе, родился "первый крестьянский историк России" А.П.Щапов и провел детские годы видный русский этнограф XIX века Иннокентий Вениаминов, знаток языка, истории и культуры американских аборигенов -- алеутов и тлинкитов. О всем этом рассказывал первый наставник А.Окладникова, директор школы глухоманья -- Иннокентий Трофимович Житов, талантливейший педагог. Он создал в школе краеведческий кружок и дети под его отеческой опекой наблюдали картинки жизни ангинских крестьян, собирали старинные песни, русские и бурятские легенды, описывали сельские свадьбы.
Ничто, однако, не произвело тогда на А.Окладникова более ошеломляющего впечатления, чем вечерняя лекция в школе заезжего иркутского археолога Павла Павловича Хороших (вот он очередной направляющий поворот в судьбе!). Гость показал ученикам чудо: найденные у них, в рядовом селе, на берегу их обычной реки древности -- каменные орудия и обломки глиняных сосудов. А.Окладников едва дождался рассвета, чтобы, схватив в трясущиеся от нетерпения руки лопату, с жаром приступить к раскопкам.
Удача сопутствовала ему тогда, определив начало пути длинною более полувека...
Такое в работе археолога бывает -- ищет он одно, а находит совсем иное, встретиться с чем едва ли мечталось в самых фантастических грезах. Так случилось летним днем 1936 года, когда А.П.Окладников, проходя разведкой по правому берегу Ангары, заметил на окраине села Буреть край выступающей из земли плиты известняка. Он понял это как верный знак нахождения в том месте могилы рыболова и охотника новокаменного или бронзового века.
Но вот начались раскопки, и привычный знак обманул надежды -- под известняковыми плитами захоронения не оказалось. Разочарования, однако, разведчик не выразил. Совсем напротив, он ощутил радостное возбуждение. Оно объяснялось просто -- ему удалось обнаружить обломки костей вымерших животных, в том числе пластины из бивня мамонта, а с ними орудия из камня времени около 24.000 лет назад.
Стоит ли объяснять какой была в свете этого обстоятельства самая желанная мечта? Ну конечно же, найти что-нибудь из шедевров искусства. И успех не заставил себя ждать. Около позвонков дикого осла, рядом с трубчатой костью и речной галькой была обнаружена, как потом напишет А.П.Окладников, "самая замечательная вещь" -- вырезанная из бивня мамонта женская статуэтка, сплошь испещренная резными лунками. Она покоилась лицом вверх, чуть склонив в сторону тело.
Можно представить себе чувства А.П.Окладникова при первом взгляде на свою находку. Но выдумывать тут нечего, ибо чувства те описаны им самим, позволяя заодно представить художественный стиль письма археолога, достойный подражания. "Мадонна из Бурети" выглянула на свет из пласта древней глины "не мертвым обломком чуждого и давно исчезнувшего мира, а чем-то волнующим, одухотворенным и полным жизни. Ощущение жизненной силы и тайны, исходившее от этого обломка бивня мамонта, становилось еще глубже от того, что статуэтка будто излучала тепло живого существа. Узкие, по-монгольски слегка раскосые глаза, похожие на кошачьи, смотрели на людей XX века загадочно и, казалось, даже с легкой иронией. На лице, очерченном с какой-то неожиданной мягкостью и нежностью, блуждала еле заметная улыбка, и, как ни странно, она напоминала что-то очень давно и хорошо знакомое... Уж не улыбку ли Джоконды?!"
Нет, великий интуитивист (так порой называют археологи А.П.Окладникова) на сей раз ошибся -- не Джоконды. То была, как показала недавно расшифровка знаковой записи "на самой замечательной вещи Бурети", улыбка не земной, а небесной богини -- олицетворения планеты Венеры. Это ее халдейские жрецы Вавилонии называли "Царицею Неба", "Звездой солнечного восхода", "Прекрасной, как луч Луны", "Богиней любви". Это ей лирический Овидий посвятил вдохновенные строфы:
Всей полновластно Вселенною правит Венера
И никому из богов власти такой не дано...
-- Хозяин, вставай, пора отправляться в путь, пока не взошла Луна, -- заговорщицки прошептал добрейший и преданнейший Карим, землекоп-узбек из мочайских дехкан. -- Нам нельзя идти перевалом Сары Шато. Там термезцы с ружьями устроили засаду. Хотят забрать твой череп. Я проведу тебя потайной тропой. Они не знают ее...
Так летом 1938 года начался драматический акт финала раскопок отряда по изучению древнекаменного века термезской экспедиции, которой руководил выдающийся историк и археолог Средней Азии Михаил Евгеньевич Массон. Это по его просьбе приехал из Ленинграда аспирант А.П.Окладников, чтобы проверить -- в самом ли деле директор Термезского музея Г.В.Парфенов обнаружил в пещере Катта-Курган каменные изделия ледниковой эпохи?
Акту тому предшествовал многодневный переход каравана ишаков через крутые горы в Мочайскую долину Узбекистана. Узкая тропа сначала полого поднималась по каменным осыпям совсем близких, кажется, скалистых вершин, а потом подвела к отвесной пропасти, на дне которой, в бездне, угрожающе рычала и пенилась бешеная горная река Турган-Дарья. В незапамятные времена кто-то вбил колья в почти незаметные теперь трещины и щели каменной стены, а затем настелил зыбкие мостки, овринги. Мостки эти, чуть присыпанные щебенкой, страшно покачивались в такт движению маленьких осликов. Они, будто оценивая надежность пути, нюхали камни под ногами и настороженно пошевеливая ушами, медленно ступали по висящим над пропастью оврингам. За осликами, как за саперами, шли аспирант и его проводники.
А затем, по достижении зеленой долины Мочай, окруженной зубчатыми цепями снежных пиков, началось терпеливое обследование ущелий и саев. Около десятка пещер и гротов было осмотрено, пока путники не достигли прохода в жуткое ущелье Заутолош-Дора с его отвесными, в сотню метров высоты стенами, будто высеченными в известняке ударами гигантского кетменя. Грандиозные башни из каменных глыб бахромой оторачивали ветви арчевника, а в глубине, на дне ущелья, около необыкновенно высокой арчи, темнело пятно входа в пещеру Тешик-Таш. Войдя в этот "Камень с дырой" и едва осмотревшись, А.П.Окладников сказал:
-- Все! Отсюда мы дальше не пойдем...
Результаты раскопок в Тешик-Таше непревзойдены до сих пор. Аспиранту сказочно повезло: ему удалось обнаружить уникальное -- первое (и последнее!) в стране полностью сохранившееся захоронение обезьянолюдей -- неандертальцев. Череп умершего окружали пять установленных по кругу рогов горного козла, что позволило А.П.Окладникову высказать идею, доселе вызывающую негодование академических праведников -- обезьяночеловек уже 50.000 лет назад обратил взоры на Небо и стал боготворить Солнце, подателя жизни на Земле. Более того, он, этот предок с лицом обезьяны, уверовал в инобытие и потому, отправляя в потусторонний мир почивших сородичей, соблюдал при захоронении строгий ритуал...
А вооруженные термезцы-музейщики напрасно ждали счастливчика у жутких оврингов на перевале Сары Шато. Они и потом, в городе, не нашли желанный череп среди скудных вещей аспиранта (не сообразили заглянуть во чрево старого патефона!). Не отыскали они его и в ящиках обоза экспедиции грозного во гневе М.Е.Массона, когда нагло остановив его телеги на дороге, перевернули все вверх дном. Начальник же милиции Термеза на прошении о розыске мудро начертал: "Не дело это стражей порядка отыскивать древние черепа".
Мне довелось держать в руках эту историческую бумагу архива Термезского музея...
Так что поберегитесь -- и не такое может случиться, если вознамеритесь "объять Необъятное"!
В. Ларичев, доктор исторических наук.
Опубликовано в газете "Наука в Сибири", N 27, 1998г.
www@www-sbras.nsc.ru |