Ю.А. КУЗНЕЦОВ —
ЧЕЛОВЕК, УЧЕНЫЙ И УЧИТЕЛЬ
 |
|
В памяти он остается 50-летним деканом геологоразведочного
факультета, который вывел факультет в передовые ряды Томского
политехнического. На вопрос, как это у него получилось, Ю.А. в
шутку ответил: "Пустил все на самотек". Внешне недоступный,
строгий, даже суховатый, в обращении он был внутренне открытым,
если дело касалось геологических и других милых его сердцу
проблем. Студенты его обожали за неформальный прием экзаменов, за
отсутствие назидательного тона, за искренность и участие.
Признанную геологами классификацию магматических формаций Ю.А.
строил постоянно — в поле, в подвальной камералке, куда он часто
захаживал. В своем кабинете он сидел в кресле своего учителя
академика М.А.Усова, и в этом тоже проявилась преемственность. В
1963 г. на Всесоюзном петрографическом совещании в Иркутске Ю.А.
пережил торжество своих идей и научных построений. Глубина и
натурность типизации магматических формаций объединила здесь
противоборствующих геологов. Наибольшую поддержку его идеи
получили у геологов-региональщиков и сотрудников ВСЕГЕИ. Нужно
сказать, что сближению сибирской и питерской школ геологов во
многом способствовали научные труды Ю.А. и его учеников. В
дальнейшем, редко какие производственные отчеты или листы
геологических государственных карт принимались без магматических
формаций Ю.А. В то же время он заботился о своих преемниках,
успешно продолживших его начинания.
В общении с Ю.А. меня всегда восхищала его неторопливая
вдумчивость, всесторонность проработки проблем, тонкое знание и
понимание искусства. Он с удовольствием показывал свою домашнюю
библиотеку по искусству. Все знали, что страстью Ю.А. была
охота. Иногда можно было видеть, как этот удивительный человек,
не теряя своей статности и элегантности, толкал на колесах узкую
долбленку (по-сибирски — обласок), отправляясь на рыбалку из
дома за 2—3 км к Томи-реке. Однако свою добычу он строго
дозировал по принципу разумной достаточности. Узнав однажды, что
мы, аспиранты, подъехали на автомобиле к глухариному току, он
строго сказал: "Узнаю еще — отберу у вас ружья как инспектор".
Думаю, что Ю.А.Кузнецов, заложив основы формационного анализа и
создав собственное научное направление, оставил след крупнейшего
ученого-геолога.
Профессор О.Глазунов,
Иркутск, Институт геохимии СО РАН.
Я считаю его не только Личностью, но и создателем важного и
оригинального направления в магматической геологии,
разработанного именно в России, но, к сожалению, еще не
получившего того признания мирового сообщества, которого это
направление заслуживает. Для меня его книга в течение долгих лет
была постоянным источником информации, размышлений, а потом и
дискуссий, но дискуссий плодотворных. И наши многолетние усилия ,
направленные на то, чтобы понять и оценить роль вещества мантии в
формировании различных типов гранитных магм, конечно же были
начаты и продолжаются до сих пор под влиянием "Магматических
формаций" Юрия Алексеевича Кузнецова и модели магматического
замещения Дмитрия Сергеевича Коржинского.
Встреча с Юрием Алексеевичем была лишь одна, более 20 лет назад,
но я ее помню до сих пор. Я выступал в Новосибирске с докладом, в
котором петрогенетическая интерпретация наших наблюдений,
расходилась с идеями Юрия Алексеевича. И был поражен, когда
увидел, что именно он первым воспринял наши результаты как
продолжение, сохранение духа его учения, а не подрыв основ, и
поддержал наши усилия. Я очень рад, что до сего дня в ОИГГМ
сохраняется Новосибирская школа геологов-специалистов по
магматическим формациям во главе с Глебом Владимировичем
Поляковым, одним из достойных учеников Юрия Алексеевича. А если
внимательно вчитаться в "Глубинную геодинамику" Николая
Леонтьевича Добрецова с соавторами, то и в ней отлично
просматриваются элементы учения о магматических формациях, но,
естественно, на уровне тех новых научных знаний, которые получены
за 40 лет после выхода книги Юрия Алексеевича.
Б.Литвиновский,
профессор, Израиль.
В 1963 году я отправил свою первую проблемную статью "О
соотношении понятий интрузивный и магматический..." в "Геологию и
Геофизику". Рецензировал рукопись Юрий Алексеевич, не
ограничившийся отзывом, и приславший мне теплое письмо:
"Уважаемый Лев Васильевич!
...Вы затронули очень интересную и не стареющую проблему. При
этом Ваши абсолютно оригинальные Таймырские материалы указывают
новый путь к ее решению и убедительно обосновывают его. Самое
приятное, что в Вашей статье, несмотря на ее проблемный характер,
нет ни капли воды. Судя по тому, что Ваше имя мне не известно, Вы
молоды и Ваш путь в науке только начинается. Будете в
Новосибирске - заходите ко мне в лабораторию, не стесняйтесь. Мне
хотелось бы обстоятельно побеседовать с Вами о гранитах Таймыра.
С наилучшими пожеланиями, Ю.Кузнецов".
Легко представить мое состояние. Маститый академик с мировым
именем, чью монографию о докембрии Южно-Енисейского кряжа я знал
почти наизусть, пишет мне, еще даже не кандидату наук, что хочет
со мной побеседовать! Я как раз закончил работу над диссертацией
и с радостью воспользовался этим предложением. Я выслал рукопись,
а затем и сам приехал в Академгородок.. Как сейчас вижу большой
письменный стол, на котором лежит моя диссертация. В черном
глубоком кресле сидит удивительно красивый человек. Несмотря на
абсолютную белизну головы, его нельзя было назвать седым, волосы,
густые и слегка волнистые, были истинно серебряными. Взгляд
светлых глаз был проницательным, но в то же время теплым,
участливым. Он встал и протянул руку: "Лев Васильевич? Будем
знакомиться. Подождите, я приглашу своих коллег". Оказалось, что
мою работу прочитали к тому моменту и тогда еще молодые, но уже
достаточно известные А.Н.Дистанова, Э.П.Изох, Г.В.Поляков,
Р.М.Слободской. Обсуждение было заинтересованным и
благожелательным. Осенью я защитился. Так начались наши
отношения, продолжавшиеся без малого 20 лет. Мы никогда не были
друзьями: слишком уж различны были "весовые категории". Да и
разница в возрасте составляла почти 30 лет. Тем не менее, он ко
мне всегда относился не просто внимательно, а дружелюбно и даже
заботливо, за что я был безмерно благодарен. Чувство это осталось
в душе навсегда. И хотя я не был студентом, аспирантом, или
сотрудником Юрия Алексеевича, с гордостью считаю себя его
учеником и последователем, а его лабораторию — своим родным
коллективом.
Самое интересное, пожалуй, то, что талант и обаяние Юрия
Алексеевича, благожелательно-творческая атмосфера его лаборатории
притягивали других сибирских геологов, особенно это касалось тех
геологических центров, в которых не было своих академических
институтов.
Профессор Л.Махлаев,
Сыктывкар, ИГ Коми НЦ УрО РАН.
Ю.А.Кузнецов был сибирским ученым, но он внес огромный вклад в
развитие формационных исследований в Средней Азии. Я впервые
увидел его на Всесоюзном петрографическом совещании в Ташкенте в
1958 году. Доклад Ю.А., проникнутый проблематикой отнюдь не
регионального масштаба, еще раз убедил многих из нас, что перед
нами настоящий мыслитель и мудрец. Идеи Кузнецова были очень
близки среднеазиатским петрографам, которые в своих исследованиях
на Памире и в Тянь-Шане основными параметрами формационного
подхода признавали состав и структуру магматических пород, тогда
как доминирующим в формационном анализе считался тектонический
параметр. И количество реальных магматических формаций должно
было быть намного большим, чем в распространенных, упорядоченных
по тектоническому признаку, схемах. Я, например, счел за лучшее
побыстрее вернуться на Памир и попытаться оценить все множество и
разнообразие магматических формаций этого региона. К этому
подталкивала и поставленная перед нами, молодыми геологами
грандиозная задача — создать схему магматических пород Памира —
качественной основы среднемасштабной геологической карты Памира.
Это удалось сделать только к 1961 году.
В 1964 году в Новосибирске я познакомился с Ю.А., принес ему
ворох уже написанных к тому времени, отнюдь не совершенных
статей, в которых он, однако, распознал стремление упорядочить
феноменальную пестроту и нестандартность магматических
образований для Памира, как в общем, философском плане он это уже
сделал в только что вышедшей монографии "Главные типы
магматических формаций". Ученый был благосклонен, добр и
деликатен, но сразу дал понять, что его аспирантам придется самим
отвечать за свои построения, хотя он охотно указывал и в
разговоре и в последующей работе спорные моменты. Диссертацию по
щелочным породам Аравийской пустыни мне удалось написать только в
1970 году. Следующую диссертацию, вернувшись к проблемам Памира,
удалось защитить только в 1985 году. Но Ю.А. сделал все, чтобы
помочь в работе — временно уступил свои кабинет и библиотеку,
постоянно консультировал.
Некоторое время он подолгу жил и лечился в Таджикистане. Сухой и
теплый воздух Душанбе явно укреплял его здоровье. Ю.А.
пользовался огромным вниманием и уважением в Таджикистане,
Академия наук приглашала его на общие и годовые собрания.
Несколько раз по его просьбе таджикские геологи привозили и
показывали ему материалы по специализированным картам, серия
которых готовилась к изданию. Его привлекло наше стремление —
картографически выразить все формационное богатство Памира и
Южного Тянь-Шаня.
Аналогичные работы были проведены учениками и последователями
Ю.А. в Узбекистане, Киргизии и Казахстане и, благодаря помощи и
благородному наставничеству Юрия Алексеевича, геологические карты
Казахстана и Средней Азии оказались едва ли не самыми детальными
и разработанными именно на его формационных принципах.
В.Буданов, член-корреспондент
АН Республики Таджикистан.
Мне посчастливилось в бытность студентом и аспирантом Юрия
Алексеевича Кузнецова около шести лет общаться с ним. Прежде
всего это был замечательный учитель, который учил нас не
петрографии, как требовала учебная программа, а петрологии, науке
о происхождении пород и связанных с ними руд. Когда он читал
лекции об этом, весь загорался и излагал уже сверх программы свои
глубокие мысли о природе той или иной группы пород, формаций.
Много внимания он уделял студентам и молодым сотрудникам,
особенно их выступлениям на научных факультетских конференциях.
Иногда после доклада молодого специалиста выступает зав. кафедрой
и разносит в пух и прах всю его работу. Казалось бы все, конец
научному подвигу.... Но вот встает профессор Кузнецов: "Работа,
на мой взгляд, интересна и должна продолжаться далее...". И
бедолага на глазах оживал, продолжал работу, и как правило —
успешно. Слишком скромным ученикам (в том числе и мне),
говаривал: "Смелей живи, скорей повесят!". Под этим его девизом я
живу и работаю до сих пор. Он был по-сибирски скромен и честен.
Как-то приехал он ко мне — его аспиранту, в горно-алтайское село
на своей машине. Дорога из Томска была длинная и в те времена
далеко не гладкая. Его машину разболтало. Лежит он под машиной, в
замасленной спецовке, и подкручивает, что надо. Подошел к нему
какой-то мужчина, из местных, они разговорились. Мужчина и
спрашивает: "Ну, сколько же вы зарабатываете?", а Кузнецов
отвечает: "Четыре—пять тысяч в месяц" (дело было после войны,
еще до денежной реформы). Встретив своего односельчанина, мужчина
рассказал ему, что у профессора шофер получает четыре-пять тысяч
в месяц, на что тот ответил: "Ты что городишь? Это сам профессор
лежал под своей машиной и ремонтировал ее". Как-то, по его
просьбе и за его деньги, купил я ему двустволку с вертикальными
стволами, с прикладом, сделанным под ореховый. Это было отличное
ружье, как игрушка. Выслал его в деревянном футляре в
Новосибирск, заплатив 12 рублей. Так Юрий Алексеевич прислал мне
за пересылку ружья 25 рублей в конверте вместе с письмом.
С.Зимин, профессор,
Владивосток.
стр. 4
|
