ОТВЕТ РЕЦЕНЗЕНТУ
Леонид Олех,
профессор НГУ.
По поводу заметки М.Шиловского "Осторожно: учебник" ("Наука в
Сибири", № 16,
апрель 2001 г.)
Действительно, осторожно, ибо на самом деле в заметках речь идет
не об учебнике, а об учебном пособии. Каждый вузовский работник
знает, что это не одно и то же. Известно, что в пособиях авторы
излагают ключевые проблемы, имеющие социальное и личное значение,
выношенное на протяжении всей жизни. В рецензируемом пособии
такой проблемой выступает прошлое, настоящее и будущее России и
Сибири. Работа преследует цель наработки методологических
подходов, теоретических основ и сообщения исторических фактов,
система которых позволит читателю приблизиться к выработке
вероятностного прогноза нашего общего будущего.
Для этого дана ориентация на преодоление догматизма, на обращение
к разным школам и направлениям, плюралистической методологии
постнеклассической науки. Мы считаем, что в начале 3-го
тысячелетия в исторической науке и ее философии должны на полном
серьезе обсуждаться вопросы формационной и цивилизационной
парадигм, механизма их связи, человекоразмерности объекта
исследования ретроспективы, его социокультурного основания. В
рецензии этого нет.
В ней делается упрек автору за утверждение о появлении в Сибири
человека не менее 200 тыс. лет назад, а не минимум 300 тысяч, как
утверждается сейчас. Я думаю, что и первая, и вторая цифра
условны, но безусловно то, что Сибирь — это та территория, на
которой социальная жизнь очень давно зародилась и прошла все
этапы развития, известные наиболее древним регионам мира
(дикость, варварство, цивилизации, обе ее волны, а сейчас
поднимается, нарастает третья — информационная). Мы убеждены,
что это огромный край со славным прошлым и при активности его
населения, понимании им происходящего, культурой и необходимой
организацией — с достойным будущим, сибирской ноосферой.
Обращение к философии истории и самой истории свидетельствует о
наличии необходимой связи между формациями (качественными
этапами) и цивилизациями, знаменующими преемственность
социального развития, способ общения людей и их культуру.
Выдающиеся умы: К.Ясперс (осевое время), М.Вебер (архетип
капитализма и сам капитализм), К.Маркс (связь формаций с
определенным историческим контекстом) — подвели исследователей к
пониманию механизма исторического развития. В частности, в ряде
своих работ я пишу о законе соответствия формаций
цивилизационному контексту. В этом плане зрелая формация может
быть только в адекватной ей цивилизации (феодализм — в аграрной,
капитализм — в индустриальной, социализм — в информационной).
Этот принцип положен в основу структур и содержания пособия.
Рецензент не приемлет название гл. 4 — "XIX век: шаги к новой
цивилизации". "Какой?" — вопрошает он. Удовлетворяю его
любопытство: в Сибири это было эволюционное движение к
индустриальной цивилизации. В гл. 7 речь идет о векторе развития.
Рецензент опять недоумевает. Может быть векторы? — вопрошает он.
Увы, автор считает, что речь идет именно о векторе в направлении
к индустриальной революции. Таковой он считает события 1917 и
последующих годов в России и Сибири (от деревенского быта к
огромному скачку в развитии производства и культуры). Попутно
скажу, что информационная цивилизация в мире, России и Сибири
создала условия для подлинно социалистического прорыва. И это
будет огромный и прогрессивный прорыв в мировой, а не только в
сибирской истории.
С моей точки зрения, надо обратить серьезное внимание на прошлое
и настоящее соразвитие России и ее части — Сибири. И здесь
хотелось бы сказать о том, что я не принимаю критику таких
выражений, как "жестокая колонизация" (с. 52), "колонизация есть
колонизация" (с. 162) и др. Да, колонизация Сибири временами была
жестокой, но часто ее отдельные этапы шли по просьбам аборигенов
и для защиты от более свирепых и опасных врагов. Кроме того, во
многих случаях она вела к взаимообогащению культур, терпимости,
синтезу славянского и тюркского элементов (земледельца и
кочевника) и своим следствием имела процесс становления молодой
сибирской нации. Она отличалась от колонизации на Западе
(резервации, физическое уничтожение и пр.). Это отличие заключено
в понятии "освоение Сибири".
Ряд замечаний о неадекватном истолковании исторических фактов
(участие "литвы" в колонизации, описание герба Иркутска) я
отметаю. Материал взят в трудах профессиональных историков,
которым я доверяю. Небольшое количество исторических неточностей
я, возможно, приму — но только после дополнительного изучения
источников. В тексте пособия нет ни одного факта, который
вводился бы без дополнительной проверки ряда исторических
источников. Но если все-таки они прокрались в текст, — это
бесспорная вина автора, и я за них обязан брать и беру
ответственность.
В принципе не согласен с возражением автора о том, что в
исследование и изложение истории, в том числе и сибирской, не
следует вводить философской рефлексии и философского языка. Это
явная установка на обеднение мировоззренческого и
методологического потенциала истории. Как преподаватель я знаю,
что термины, которые приводит М.Шиловский, не представляют труда
для восприятия студентами и вызывают у них интерес. Правда,
рецензент обвиняет меня и за такой термин, как "принцип
субсолидарности" (с. 306). Не веря себе, ищу в указанном месте
этот принцип. Мне он неизвестен, и в тексте его, разумеется, нет.
Вместо него "принцип судсидиарности". Любой студент, изучавший
политологию и право, знает, что это такое.
Я считаю, что рецензия должна быть. Но только рецензирование
требует также соответственной культуры. То, что касается слов
М.Шиловского о том, что после выхода пособия ТГУ, устаревшего и
материалы которого доведены только до 1917 года, — это выше
моего разумения. В Сибири должны быть учебники по истории края
для высшей школы.
стр.
|
