ЕДИНЫЙ И ЕДИНСТВЕННЫЙ.
РАЗМЫШЛЕНИЯ
ПО ПОВОДУ ЕГЭ
Вряд ли найдётся здравомыслящий человек, который будет настаивать на консервации школьного образования образца 70-х — 80-х гг. прошлого века. Школьные реформы необходимы и неизбежны, как, к сожалению, и ошибки на пути их осуществления.
Мария Горынцева, специально для «НВС»
Единый государственный экзамен, который в этом году стал обязательной формой государственной аттестации школьников, покатился по стране «первой волной» (с 26 мая по 20 июня). У ЕГЭ есть горячие сторонники и ярые противники, а благостный нейтралитет хранят, как правило, люди, не имеющие отношения к преподаванию (ни в школе, ни в вузе), либо не готовящие своих собственных детей к поступлению в вуз. Что же такое ЕГЭ — действительно лучшая и наиболее объективная оценка знаний выпускника или очередная роковая ошибка на пути школьных реформ?
В попытках выяснить «мнение народное», хотя бы фрагментарно, я разговаривала с абитуриентами и их родителями, со школьными учителями и преподавателями вузов. Я переписывалась со знакомыми по Интернету. Я читала прессу в надежде понять, что же несёт с собой ЕГЭ. Разброс мнений широк, реакция собеседников зачастую очень эмоциональна. Принимая во внимание, что многие из тех, с кем я разговаривала, работают в сфере образования, либо имеют детей, которым через год-два предстоит поступление в вуз, я решила, что в этом обзоре мнений я не буду называть никого по именам — только должности и возраст, хотя бы примерный. В конце концов, мои заметки не претендуют на какую-либо научность и репрезентативность выборки в опросе — это всего лишь попытка коллективного размышления на заданную тему.
Розы
Тестовая система сама по себе ни плоха, ни хороша, это всего лишь одна из форм проверки знаний, преимуществами которой являются, как считают сторонники ЕГЭ, максимальная объективность и возможность формализации. Студентка-старшекурсница одного из новосибирских вузов, сама ЕГЭ не сдававшая, высказалась о нём, тем не менее, одобрительно:
— ЕГЭ заставит школьников быть серьёзней и всё-таки учить предметы. Потому что раньше на экзамене знаешь: всё равно тебя экзаменаторы «вытащат», подскажут, помогут.
Или, добавлю от себя, наоборот, утопят.
Именно об этом говорила мне моя давняя приятельница, школьная учительница с большим стажем, преподающая русский язык и литературу: при ЕГЭ на оценку не будут влиять такие факторы, как внешность ученика, его манера держаться, привычки, дефекты речи и прочее, а также — с другой стороны — усталость экзаменатора, его семейные или служебные неприятности, подскочившее давление, чувство голода, желание успеть к началу любимого фильма по ТВ (нужное подчеркнуть, недостающее дописать от руки). В качестве примера она привела дочь нашей общей знакомой, нелюбимую учителями старших классов за вызывающую одежду, причёску и ногти, крашенные в чёрный цвет. Однако девочка прекрасно сдала ЕГЭ, когда он вводился ещё в порядке эксперимента, и это позволило ей поступить в университет. Ведь не секрет, что некоторые учителя оценивают не знания учеников, а их поведение и внешний вид. Иногда на положительную оценку на школьном экзамене влияет спонсорская помощь родителей, их активное участие в делах школы, либо их социальное положение. Моя собеседница рассказала назидательную историю о сыне завуча своей школы, которому учителя ставили завышенные оценки лишь потому, что не хотели гнева начальницы. Поэтому, когда молодой человек не преуспел на вступительных экзаменах, для матери это было шоком — ведь ребёнок так хорошо учился!
Самое же главное, по мнению моей приятельницы, состоит в том, что ЕГЭ заставляет учиться, чтобы знать предмет во всём объёме, а не надеяться на то, что останется один-единственный билет, который ты хорошо знаешь. Примерно в том же ключе высказался отец сына, сдававшего ЕГЭ в прошлом году на экспериментальной основе: тестовая форма, заставляющая прорабатывать весь материал, не надеясь на удачу, дисциплинирует и избавляет от субъективности проверяющих.
Все сторонники ЕГЭ в один голос утверждают, что такая форма аттестации позволит вузам уменьшить число «блатных», которые не имеют мотивации для учёбы, и значительно сократить коррупцию в вузах. Проблема коррумпированности профессорско-преподавательского состава, если верить прессе, стоит очень остро. К сожалению (или к счастью?), в этом вопросе ни на личный опыт, ни на опыт моих родных и знакомых я сослаться не могу. У нас не вымогали взяток, когда мы учились, нам их не предлагали, когда мы учили. Однако этот факт, остающийся всего лишь достоянием личного опыта группы людей, не означает, что сама проблема надумана. Так, молодой читатель моего блога в Живом журнале (24 года, работает в сфере IT, образование высшее), сообщил мне, что преподаватели, подобные моим знакомым, суть явление реликтовое, серьёзно выбивающееся из мейнстрима. А мейнстрим таков, что каждый доцент или профессор является взяткобрателем по умолчанию. К сожалению, не знаю, обучение в каком вузе Новосибирска привело молодого человека к подобным выводам, но, судя по материалам Интернет-форумов, он далеко не одинок в своём мнении. И дело даже не в том, насколько такое мнение обосновано и каковы масштабы бедствия, а в том, что в обществе, особенно среди молодёжи, уже сложился крайне негативный образ вузовского преподавателя: озлобленный «лузер», нищий неумеха, да к тому же ещё и взяточник. Если ЕГЭ поможет такой образ разрушить, а реальным взяточникам, как выразилась упомянутая выше учительница, «надавать по рукам», это можно только приветствовать.
Ещё один аргумент, приводимый сторонниками, состоит в том, что иногородние абитуриенты могут подавать документы в престижнейшие вузы страны, не совершая утомительного вояжа для сдачи экзамена вдалеке от дома. Это действительно большой плюс. В 1976 году автору этих строк пришлось почти месяц жить в Москве, поступая в один из московских вузов. Вечная благодарность нашим московским знакомым, согласившимся приютить нас с мамой на это время, не взяв ни копейки за постой — мы тратили свои деньги лишь на питание и транспорт. Я тогда не поступила, и мы вернулись домой. Конечно, поиздержались, но бреши в днище корабля семейных финансов этот мой демарш не пробил. А теперь представьте, в какие расходы такая кампания вылилась бы сейчас, да если ещё учесть, что любой экзамен в классической форме — это лотерея, исход её непредсказуем! Одно дело, говорят сторонники ЕГЭ, выделять сыну или дочери деньги на поездку в дальний город, где расположен престижный вуз, не зная, со щитом или на щите окажется дитя, а другое — имея на руках приглашение из этого вуза, куда молодой человек может быть зачислен по результатам госэкзамена. Во втором случае даже бедная семья, скорее всего, найдёт деньги, так как это будет вложение в уже достаточно определённое будущее ребёнка.
Шипы
Всё сказанное вполне справедливо, однако у любой медали (даже у школьной золотой) — две стороны. А прекрасные, душистые розы зацветают на колючих стеблях. Какие опасности введения ЕГЭ как единственной формы контроля знаний школьников можно заметить уже сейчас?
ЕГЭ позволит искоренить такое зло как репетиторство — таков был существенный довод в пользу ЕГЭ на заре его существования в экспериментальной форме. Имелось в виду репетиторство, которым занимались преподаватели вузов, «натаскивая» школьника на программу вступительных экзаменов по своему предмету. Самыми ценными (во всех смыслах этого слова) были те, которые имели связи в приёмной комиссии (или сами в ней состояли) и тем самым почти стопроцентно гарантировали поступление своего подопечного в вуз. Так называемые подготовительные курсы нередко также являлись формой репетиторства, служа честному отъёму денег у родителей абитуриентов. ЕГЭ, по идее, действительно должен покончить с этим. Однако репетиторство бессмертно, как какой-нибудь нумерованный Терминатор: уничтоженное в одной форме, оно немедленно воскресает в другой. Теперь школьные учителя «готовят к ЕГЭ», т.е. частным образом натаскивают школьников на сдачу теста. Учительница, так темпераментно сетовавшая на «торговлю местами» в вузах и на взяточничество вузовских преподавателей, в потоке своих гневных филиппик обмолвилась о своих занятиях репетиторством как о чём-то совершенно обыденном. Репетиторство по-прежнему будет жить, только станет оно теперь сугубо школьным достоянием. Наверное, при учительских зарплатах это даже плюс.
Те учителя, которые репетиторством не занимаются, всё равно немалую часть учебного времени посвящают подготовке к ЕГЭ. Уже немолодая учительница математики в ответ на мой вопрос сказала мне с досадой:
— Мы теперь не учим детей, нам некогда. Мы натаскиваем их на ЕГЭ.
На этот аргумент её коллега примерно того же возраста (около 60-ти лет) возразила:
— А разве раньше к обычным экзаменам мы не натаскивали?
Натаскивали, верно. Правда, там, где я училась, практиковалось большей частью всё-таки обучение. Но я знаю, что в других местах учили писать сочинения и контрольные, готовить устные ответы по всем предметам не так, как велит творческое начало ученика, а так, «как надо». И всё-таки, учитывая, какую роль в дальнейшей судьбе могут сыграть результаты ЕГЭ, есть все основания полагать, что натаскивание на сдачу теста вскоре приобретёт необычайно широкий размах. А если ещё принять во внимание, что результаты ЕГЭ действительны только в течение двух лет, то оснований смотреть без оптимизма на судьбу обучения в старших классах становится ещё больше. Кстати, последний факт вызывает недоумение: получается, что итоговая школьная аттестация как раз итоговой, окончательной, не является! Понятно, что такая система даёт возможность улучшить результаты и поступить в вузы тем, кто не обнаружил блестящих познаний, сдавая ЕГЭ в первый раз. Но что делать тогда с оценками в школьном аттестате? Их пересматривать после каждой очередной сдачи? И как быть людям, которые захотят получить высшее образование на бюджетном месте лет так после 25-ти? Им снова сдавать ЕГЭ, даже если результаты прежнего теста были блестящими? Право, не проще ли было бы с прежней, консервативной формой проверки знаний абитуриента — она была более субъективной, но явно более гибкой!
Кстати, о субъективности! Ведь основной аргумент «за» ЕГЭ — это объективность оценки. Тест, как известно, состоит из трех частей: А, В и С. Первые две части проверяет машина, а железку не обманешь. Но вот часть С, призванную обнаружить творческие проявления экзаменующихся, всё равно проверяют люди. Стало быть, полностью исключить человеческий фактор невозможно. Когда школьники пишут тест, их личные данные шифруются штрих-кодом. Если возникает необходимость апелляции, встречаются лицом к лицу живые люди: проверяющий и выпускник. У одного может быть несварение желудка, у другого — «не та» причёска или нечищеные ботинки. При отсутствии точных, жёстко формализованных критериев оценки этой части теста, может возникнуть абсолютно та же ситуация, которую описывала моя знакомая учительница: вот не понравится проверяющему девочка с чёрными ногтями, и не станет он трактовать сомнительные пункты в тестовой работе «в пользу обвиняемого». К слову, при написании экзаменационных работ классического типа комиссия смотрела не только беловой вариант, но и черновики, если надо было разрешить сомнения. Причём в особых случаях делалось это не только на выпускных, но и на вступительных экзаменах. Знакомая моей матери (примерно 1939-40-го года рождения, физик, окончила МГУ) рассказывала, как сдавая письменную математику на вступительных, она застопорилась на задаче с какими-то сложными процентами, которые она не проходила в школе. Она сумела сама вывести способ вычисления этих процентов, но, опасаясь, что её решение неверно и не успев списать его набело, в расстроенных чувствах забрала документы. А экзаменаторы посмотрели в черновик и поняли, что девушка, не зная метода, всё-таки умеет рассуждать и находить решения самостоятельно, поэтому пригласили её на конфликтную комиссию. Если бы она не поторопилась забрать документы, она имела бы шанс поступить в МГУ с первого раза. Проверяющие ЕГЭ, как мне объяснили, в черновики вообще не смотрят. Даже если там записан правильный ход решения, который показывает, что человек умеет думать, это никого не интересует.
Вот этот момент — то, что ЕГЭ может отсеять далеко не тупиц и лодырей, а как раз талантливых людей, мыслящих нестандартно, больше всего тревожит вузовских преподавателей.
— Мы зарежем своё будущее, — сказала мне преподавательница с тридцатилетним стажем, доцент НГУ. — ЕГЭ отучит думать.
Ей вторит её ученица, сама преподающая уже много лет, доктор геолого-минералогических наук:
— ЕГЭ — вещь чрезвычайно вредная. Есть масса вещей, связанных с мыслительной деятельностью, которые не могут быть формализованы.
Мне привели пример преподавателя, легендарного на геологическом факультете — Игоря Тимофеевича Бокуменко, читавшего курсы минералогии и кристаллографии. Если случалось так, что студент на экзамене ошибался в определении минерала, но у него были основания для такой ошибки и он мог это доказать, ответ ему засчитывался как правильный — человек обнаруживал способность думать и рассуждать. Конечно, в науке важен результат, но и ошибки, и тупики тоже неизбежны. Однако умение мыслить, искать нестандартные решения поможет минимизировать ошибки и выведет из любого тупика. А вот страх дать неверный ответ может убить на корню любую живую мысль.
Кроме того, тестовая система не приучает молодых людей излагать свои мысли вслух, что таит в себе немалую опасность. Мне написала из Японии супруга университетского преподавателя (русская, замужем за японцем): муж жалуется, что студенты, приученные к тестам, абсолютно не способны связно и чётко излагать свои мысли. С презентацией результатов своих исследований у молодых людей возникают серьёзные проблемы. Если им задают вопросы тестового типа, они легко отвечают на них. Но — шаг вправо, шаг влево от привычной формы, и будущий учёный совершенно теряется. Их не учат говорить? Да, этому уделяется мало времени: ведь основная форма контроля — тесты, и к ним надо готовиться. Не получим ли мы уже в школе людей, совершенно не умеющих говорить, внятно и логично подавая и свои мысли, и себя, что тоже немаловажно?
Приведу мнение Виктора Доса из его широко известной статьи «Чему равны три шестых, или ЕГЭ во Франции»: «...Существует и совершенно другая точка зрения на происходящее. Этот крайне циничный взгляд на современное общество как-то растолковал мне один мой коллега по университету. Он считает, что все развивается так, как надо. Дело в том, что современному развитому обществу нужны только хорошие исполнители. Поэтому вся система образования должна быть настроена на отбор, выращивание и дрессировку именно хороших исполнителей, а учить думать молодых людей совершенно не нужно. Что же касается творческих личностей, то о них особенно беспокоиться не следует — тот, кто действительно талантлив, так или иначе все равно пробьется. А для тех, кто идет в «отходы», существуют метлы для подметания улиц, заводские конвейеры и т.д. ...
Мне лично подобная точка зрения крайне несимпатична, но это не значит, что она ошибочна. Хотя в подобной системе никакие таланты никуда не пробьются (их некому будет учить), и тогда люди очень быстро разучатся строить Великую пирамиду.
Надеюсь, понятно, при чем тут ЕГЭ? Когда люди, вместо того, чтобы думать самим и учить думать своих детей, пытаются все на свете сводить к алгоритмам и тупым тестам, наступает всеобщее отупение».
Собственно, «хорошие исполнители» очень близки к идеалу «квалифицированного потребителя», о котором так мечтает министр образования А. Фурсенко. Правда, у меня есть опасения, не превратится ли Квалифицированный Потребитель в сочетании с Хорошим Исполнителем в Полностью Удовлетворённого Кадавра?
И последнее. Преподаватели, с которыми я разговаривала, возмущены тем, что их считают заведомыми взяточниками, применяя к ним презумпцию виновности. Теперь, по всей видимости, под презумпцию виновности попадут школьные учителя. Современный уровень техники позволит и подсказывать на экзамене, и подделывать результаты, и продавать документы о прохождении ЕГЭ. Уже сейчас расцвела индустрия торговли липовыми «ответами» на тестовые задания, и это, похоже, только начало деловой активности вокруг госэкзамена. Учителей, как известно, «перетасовывают» для участия в наблюдении за ходом ЕГЭ, отправляя в чужую школу и не на свой предмет. Но представьте себе, каково «тасовать» учителей в маленьком городке или посёлке, где все всех знают! Какой простор для взаимных услуг открывается! Нет, я не хочу считать всех учителей заведомыми нарушителями закона — я просто знаю, что с них, как и всегда, требуют «показатели». Зачем же портить их друг другу?
Один функционер от НГУ сказал моей приятельнице:
— Торговля результатами ЕГЭ?! А где громкие судебные дела?! Где прокурорские проверки?!
Помилуйте, ЕГЭ стал обязательным только первый год.
Будут и дела, и проверки. Всё ещё впереди.
стр. 7
|
